Почему лиогянин так убежден, что он не сможет молчать?
— Куда вы меня везете?
— Тебя не касается. Отдыхай пока.
— Ты отдаешь себе отчет, что это насилие над личностью?
— Заткнись, — грубо отрезал лиогянин. — Ты выглядишь совсем не таким глупым, как твои слова. Ты мне очень подозрителен.
— По крайней мере, я не пускал в ход кулаки и не воровал! — вскочил на ноги Крис.
Лиогянин тут же выхватил оружие.
— Что ты хочешь сказать?
— Зачем мямара мучаешь?
— Никто его не мучает. — Он бросил быстрый взгляд на контейнер. — Сам рад, что едет с нами.
— А ты тоже шутник, — рассмеялся Крис.
Лиогянин принялся шарить темными глазами по его лицу, словно выискивая скрытый изъян.
— Ты сказал, что я — вор?
— Зачем мямара взяли?
— Нужен был, раз взяли, — Он сжал крупные лиловые кулаки.
Неожиданно, приглушенный бортами «черепахи», в отсек проник дребезжащий звук «оросли» и звенел, не утихая, секунд пятнадцать. Лиогянин скривился, как от зубной боли.
— Потому и говорю, что вор.
— Ты о чем это? — насторожился гость.
— О мямаре. Зачем вы его украли?
— У кого?
— У меня.
— Ты что, рехнулся?
— Больше некому.
— Больше некому? — ошарашенно повторил лиогянин. — И давно он у тебя пропал?
Вблизи пирамида представляла внушительное зрелище. Огромная, она давила на сознание, словно подчеркивая на равнине пустыни разницу между своей колоссальностью и микроскопичностью человека. Моросанову, конечно, приходилось видеть и куда более крупные постройки, но то было в сверхгородах планет Центра, и там зданий было много, одно возле другого они смотрелись не так величественно. Но здесь, посреди пустынного Додарба…
Плоскости граней пирамиды стремительно уносились вверх и вбок, и чувство реальности давало сбой: эти грани казались определяющими, а линия горизонта уже становилась косой — странная игра воображения. На Земле тоже были пирамиды, но меньших размеров, и не возникало такого острого, нереального чувства.
Форма ее выглядела сложнее, чем казалось сначала.
Пирамида была сложена из неисчислимого множества маленьких пирамидок-которые он сначала принял за зерна — и оттого представлялась колючей и неуютной.
Посреди обращенной к нему грани Илья увидел темный провал треугольной формы — судя по всему, коридор, ведущий внутрь постройки.
Моросанов задумался: пирамиды не значились ни в одном из каталогов по Додарбу. Специальной стройтехники здесь еще не было, да и песок не совсем подходит как материал. Откуда же она взялась?
Илья все ближе подгонял танкетку к треугольному ходу и боялся только одного: красная пирамида окажется миражем, стремительно ускользнет в сторону или, подобно хрустальному городу, растворится в воздухе. Но она по-прежнему неколебимо высилась, заслоняя полнеба. Ребра граней были иззубрены, словно пилы, треугольными выступами, а плоскости — равномерно усеяны острыми шипами, глядящимися особенно колюче из-за солнца, дававшего резкие темные тени.
Илья еще раз просветил сооружение витаскопом, и тот снова показал отсутствие жизни. Он посадил машину, пристегнул холодный браслет схита. Потом спрыгнул на песок и захлопнул люк. Моросанова пронизало вдруг чувство одиночества, почти тоски.
