конийцев, машущих нам руками. Но в трюмах стонали раненые, а на палубах воскресители отпевали труп за трупом, клали монету им в рот, чтобы умилостивить Жнеца, который должен отнести их в загробное пристанище. Я ни с кем не говорила, даже с Гэмеленом и Ксиа, целыми днями лежала на постели, оплакивая Корайс и других стражниц, которых я принесла в жертву демонам войны. Нас осталось пятьдесят. Пятьдесят! Из сотен, которые я вывела из Ориссы. Я не плакала, горе заморозило меня. Когда я просыпалась утром, я долго не открывала глаза, молясь о том, чтобы, когда я их открою, кошмар исчез и Корайс смотрела на меня со своей ехидной улыбкой. Я скучала по ней. Я все еще скучаю по ней. И если после смерти есть жизнь, я молюсь, чтобы мы могли снова маршировать вместе под одним знаменем.
За два дня до прибытия на Изольду в мою постель залезла Ксиа. Наша любовь была медленной и полной сладкой горечи. Потом мы дремали в объятиях друг друга, прислушиваясь к ударам волн в борт корабля. Перед рассветом Ксиа проснулась и пристально посмотрела мне в лицо. Ее глаза постарели – в них были боль и знание, полученное дорогой ценой.
– Я люблю тебя, Рали, – сказала она.
Прежде чем я успела ответить, она ушла.
Я встала, не отдохнув, без особой радости, но почувствовала, что какая-то рана во мне затянулась. Скорбь исчезла за повседневными заботами. Мне казалось, что нас ждет что-то плохое, но что – я не знала.
Гэмелен ждал меня в своей каюте.
– Я уже собирался послать за тобой, Рали, – сказал он, – мне нужно поговорить с тобой.
– Об архонте, так? – Я сразу догадалась, о чем он хотел разговаривать. – Он не ушел, он еще с нами. Или мы – с ним.
– Я не уверен, – ответил волшебник. – Я рассылаю чары во всех направлениях и не нахожу его. Правда, мои познавательные способности еще вернулись далеко не до конца. Но все же каждое мое заклинание наталкивалось на какое-то препятствие. Нет, не просто препятствие – это было не похоже на стену, а скорее – на закрытую дверь. И это меня тревожит.
– Как я могу помочь? – спросила я, усаживаясь рядом с ним. – Что я могу сделать такого, чего не можете вы?
– Я считаю, что между тобой и архонтом была – или есть – связь. Вас соединяет ненависть сильнее, чем стальные цепи. Наверное, это началось с тех пор, как твой брат обманул архонтов. Нечаянно Амальрик оказался в центре страшного черного круга – Серый Плащ, Равелин, архонты. Потом появляешься ты – тоже Антеро, – да еще в тот момент, когда могучие силы приходят в действие. Я знал еще в Ликантии, когда Джинна не смог удержать – не то что бросить – магические кости, что боги говорят с тобой одной. Когда ты убила одного из архонтов, оправдались их самые худшие опасения насчет семьи Антеро. И в конце концов, когда архонт, издыхая, проклял тебя – а потом сумел обмануть смерть, бежав в другие миры, – это проклятие связало вас крепче всего.
Вот и ответ на твой вопрос, Рали, о том, что можешь ты и чего не могу я. По крайней мере, надеюсь, что это так. Кажется, Рали Эмили Антеро владеет ключом от потайной двери.
– Что я должна делать?
– Найди архонта, – ответил Гэмелен. И он вытащил ларец с сердцем другого архонта.
Я не стала спорить, но плохое утреннее предчувствие превратилось в пульсирующую боль в висках, когда я приняла ларец из его рук.
– Держи его в ладонях, – посоветовал Гэмелен. – Сконцентрируй все мысли на нем. Надо сосредоточиться. Тебе не нужно отвлекаться на заклинание – я скажу его сам.
Я сглотнула.
– Минутку, мне надо подготовиться.
Я глубоко вздохнула, выбросив из головы все мысли. Я тряхнула плечами, чтобы расслабиться, и повертела головой, чтобы потянуть мышцы шеи. Потом я решительно открыла ларец, крепко сжала его ладонями и сказала:
– Я готова.
Гэмелен начал говорить нараспев: