Впереди стояли три тассы, или казалось, что они стоят. В высоту они были больше, нежели в ширину, и напоминали какую- то карикатурную человеческую фигуру. Они были мыслящими существами.
Или некогда ими были. Они сохранили свой интеллект. Они воспринимали мир вокруг себя, как настоящий, так и тот, что был продуктом их воспоминаний. Они помнили.
Но у них не было ни следа самосознания, самоощущения. Способность чувствовать свое «я» они утратили. Они могли мыслить, но не были разумными, они воспринимали мир, но были безумны, подобно неправильно запрограммированным биологическим компьютерам. Их желания были всего лишь желаниями растений.
Не чувствуя ни жалости, ни сострадания, Рикард взмахнул мечом. Хрустальное лезвие, почти не испытывая сопротивления, прошло через волокнистые тела стоявших перед ним фигур. Те упали и, извиваясь, поползли прочь. Рикард и отец остались одни.
— Как мы отсюда выберемся?! — крикнул Арин. Голос его прозвучал, как белая черта, оставленная куском мела на черном, как школьная доска, небосводе.
— «Не возле, но перед», — сказал Рикард. Сразу за ужасающе близким горизонтом были еще тассы. — «Между серыми камнями и со звездами».
Они сделали шаг вперед. Окружающий пейзаж переменился так, будто они продвинулись на сотню метров, а не на один.
— Здесь нет звезд, — сказал Арин.
Здесь не было звезд. Здесь не было серых камней. Здесь было только «между».
— Мы навсегда останемся в этой ловушке! — вновь раздался крик Арина.
От ближайшей кучи мелких камней донесся шлепок. Слева, возле горизонта, было видно довольно близкое шевеление плотной массы белесых усиков.
Рикард взглянул на отца. Психическое воздействие, под влиянием которого они находились, пыталось заставить его видеть отца так, как его «видели» бы тассы: нечто бесцветное, плотное, скорее осязаемое, нежели видимое. Но у Рикарда все еще были глаза, и, хотя лицо, которое было перед ним, иссохло, это было лицо его отца.
Оно было серым. Рикард взглянул на свои руки. Они были серыми. Из ближайшей кучи камней осторожно высунулся пытавшийся что-то нащупать липкий усик.
— Диализайт, — сказал Рикард. Нащупав в мешке, который держал отец, один из камней, он вытащил его наружу. Камень был серый, тусклый, мертвый, безжизненный. Но вокруг, среди мрачного ландшафта мира тасс, замерцали проблески света. Он вытащил еще один камень и развел руки в стороны.
Мир тасс затрепетал. Рикард находился между серых камней. «Не рядом с них» — как сказал белспаэр, но «перед», впереди. Рикард все еще не понимал, что это означает.
— Положи руку мне на плечо, — сказал он отцу, — и держись сзади как можно плотней. Но где же звезды?
Камни в его руках потеплели. Он чувствовал, как, чуть пульсируя, его наполняет чувство спокойствия и уверенности в себе. Чтобы эффект воздействия камней был полным, на них необходимо смотреть. Но в таком случае он не оказался бы между ними. И кроме того, в этом зале кристаллы диализайта были серыми и непрозрачными. Но где же звезды?
Они были в нем самом: «помни о звездах ума» — вспомни о звездах — звезды были в его памяти.
Рикард сосредоточился, чтобы представить себе звезды, увидеть их так, как видел бесчисленное число раз в местах, где их не затмевали огни городов. Яркие белые точки в черном бархатном небе. Вокруг него беззвучно и страшно закричали тассы. Спотыкаясь на каждом шагу, он пошел вперед. Сзади, обхватив его обеими руками, к нему прижимался отец. Мир тасс съеживался, стремительно уменьшался, как тающий на солнце кусок льда. Еще один шаг — и они были в коридоре с другой стороны машинного зала.
— Осторожнее! — крикнул Арин.
Обернувшись, Рикард увидел несколько тянувшихся к нему тасс. Выронив один из камней, он несколько раз взмахнул осколком хрусталя и, содрогнувшись, отпрянул, ощутив испытываемые ими боль и ненависть. Они боялись его в той же степени, что и он — их. Толкнув отца вперед, вдоль коридора, Рикард прикрывал отступление, орудуя мечом до тех пор, пока тассы не прекратили преследование.
Отец хохотал во все горло.
— Мы сделали это! — воскликнул он, когда немного успокоился. — Боже мой, Рикки, знаешь ли ты, сколько я здесь пробыл?
