произнесет какие-нибудь соответствующие слова на этом самом месте. Но сейчас, сразу после саранчи...
Он провел рукой по волосам, не заметив, что снял шапку. Дурацкий автомат за плечом сухо звякнул о кирасу. И этот панцирь, еще меч... Зачем он его сегодня взял с собой, автомата хватило бы.
Хотя для чего и автомат нужен, если он всего лишь по городу ходит? Противника нет, вероятно, в округе на несколько сот километров, а он — с автоматом. Ерунда какая-то. Или привычка?..
– Н-не знаю. Дел невпроворот, мне какие-то мародеры привиделись... Я об этом Рымолову сказал, он поверил. Он вообще после того, как прогноз на закапывание оправдался, стал ко мне прислушиваться, кажется. А тут такое...
– Да, такое. Именно.
Посидели молча. Плохо все получилось, а как теперь исправить, он не знал. Вот она сейчас встанет, уйдет к себе, и он с ней никогда больше не сможет заговорить, даже по-дружески.
– Любаня, я всегда хотел тебе сам это предложить. Понимаешь? Но только это казалось жутко сложной проблемой...
Любаня внезапно сверкнула глазами.
– А ты смотри на это проще, как на проблему выживания. Рода, например, фамилии Гриневых...
Ростик смутился, почувствовал, что краснеет. Эх, и почему девчонки с этим так торопятся, что им, шпоры мерещатся, что ли?
– В общем, и выживание тоже. Но здесь я как-то не могу...
Любаня повернулась к нему. И маленькая, чуть выше плеча, а смотрит почему-то свысока. Как будто сейчас вынет платок, утрет Ростику нос и начнет воспитывать.
– Мы же победители? Сам сказал, сколько побед за нами, и за тобой, в том числе. Неужели еще одну маленькую победу не сможешь завоевать?
– Тебя?
– Для меня тоже. И для себя, если это правда.
Ростик кивнул.
– Конечно, правда. Ты же знаешь. Нас еще во втором классе дразнили «жених и невеста».
– Я об этом тоже сегодня вспомнила, — улыбнулась она. Но на глаза ее почему-то опустился иней. Или это был не иней? — Ну, почему ты не скажешь того, что я хочу услышать?
Ростик понял. И про себя, и про нее.
– В самом деле... Раньше не решался, но сейчас скажу. Любаня, я люблю тебя.
Она улыбнулась, провела рукой по глазам. Это оказался не иней.
– Я тоже люблю тебя. И всегда любила, и теперь рада тебе это сказать.
– А еще, — сказал Ростик, — в целях решения проблемы выживания рода, например Гриневых, я предлагаю тебе стать моей женой. А то знаешь, всякое может случиться, все-таки в Полдневье живем.
– Про Полдневье можно было бы и не говорить на ночь глядя.
Она повернулась к нему и крепко-крепко прижалась холодноватыми, почему-то солеными губами к его губам.
Вот так это и бывает, подумал Ростик. Неужели так же было и у отца с мамой? Неужели это происходит со мной и с моей Любаней?
Любаня отодвинулась от него немного. Посмотрела налево, потом направо, в сторону своего дома.
– Знаешь, невестам полагается думать над такими предложениями. Но учитывая твою всепобедность и Полдневье, я полагаю, что... В общем, так. Наш дом почему-то пострадал больше твоего, поэтому я, пожалуй, перееду к тебе. Может быть, прямо сейчас.
Ростик почувствовал, что не дышал последние минуты три. К тому же сидор с пайком упал на снег. Он наклонился, поднял его, отряхнул снежинки с брезента.
– Это правильно, Любаня, но...
– Что тебя беспокоит, победитель?
