— А Меле уже кое-что нам рассказала — например, о курах на барке, — сказала Мемер. Ее золотистые волосы так сияли на солнце, что я и смотреть на нее не мог, и глаз отвести был не в силах. Каспро сел на скамью рядом с Мемер, а я напротив, поставив Меле между колен и прижав ее к себе. Мне казалось, что таким образом я защищаю не только ее, но и себя.
— По-моему, нам сейчас в самый раз немножко перекусить, — сказала Грай. — Меле, ты ведь поможешь мне, да? Тогда идем со мной. Мы скоро вернемся. — И Меле довольно легко позволила ей увести себя, но от Каспро упорно отворачивалась.
Я стал извиняться за ее поведение, но он возразил мне:
— А ты подумай, разве может малышка сейчас вести себя иначе? — Я задумался, вспоминая наше путешествие, и понял, что, пожалуй, единственным незнакомым мужчиной, с которым Меле сразу же охотно заговорила, был тот карлик, хозяин гостиницы, который, возможно, показался ей похожим на странного ребенка; ну, и еще, пожалуй, тот пастух, но и он тоже далеко не сразу завоевал ее доверие. Да, Меле явно сторонилась мужчин, стоило вспомнить хотя бы тех матросов на барке. Видимо, теперь она их просто боялась. А я этого просто не заметил. И у меня сжалось сердце, когда я вспомнил, какую жизнь она вела до моего появления в сожженном Сердце Леса.
— А ты, наверное, родом с Болот? — спросила у меня Мемер. Я вздрогнул. У всех этих людей были удивительно красивые голоса; ее, например, звучал, точно бегущая вода.
— Да, я там родился, — с трудом вымолвил я, но больше ничего прибавить не смог, и вместо меня заговорил Каспро:
— А потом, когда он еще совсем малышом был, их вместе с сестрой похитили охотники за рабами и увезли в Этру. Там ты и вырос, верно, Гэвир? Похоже, тебя в том доме неплохо учили. Зачем же твои хозяева хотели дать тебе образование? И кто был твоим учителем?
— Один раб. Его звали Эверра.
— А какие книги были в твоем распоряжении? Не думаю, что города-государства — это обитель знаний, хотя в Пагади, безусловно, есть несколько настоящих ученых и поэтов. Впрочем, и там больше думают об армии, чем об ученых.
— Все книги, которые имелись у Эверры в библиотеке, были старые, — сказал я. — Современных авторов он нам читать не позволял — то есть тех, кого он считал современными…
— Вроде меня, например, — быстро вставил Каспро со своей мимолетной широкой улыбкой. — Понимаю, понимаю. В общем, вы изучали Нему, всевозможные эпические поэмы и летописи, «Этику» Трудека… Меня в Деррис-Уотер примерно тем же заставляли заниматься. В общем, ясно: тебя учили для того, чтобы впоследствии ты смог учить детей этого Дома. Ну что ж, это уже неплохо. Хотя воспринимать учителя своих детей как раба…
— Там к домашним рабам совсем не так уж плохо относились, — возразил я. — Пока… — И я умолк.
— Разве можно быть довольным своим положением раба? — удивилась Мемер.
— Можно, если твои хозяева — люди не жестокие и если ты ничего иного никогда не знал, — твердо сказал я. — Если все вокруг уверены, что таков порядок вещей, таким он был всегда, ибо его завещали нам Предки, и таким должен навсегда и остаться, тогда тебе и неоткуда узнать, что тут… что-то не так, что-то неправильно.
— Но как же ты сам-то мог этого не понимать? — воскликнула она, задумчиво на меня глядя; она не обвиняла меня, не спорила со мной, а просто пыталась понять то, что было ей непонятно. Потом сказала, глядя мне прямо в глаза; — А знаешь, я ведь тоже в Ансуле была рабыней. Как и весь мой народ. Но это произошло, потому что нас завоевали. По рождению мы к касте рабов не принадлежали и вовсе не обязаны были верить, что являемся рабами только потому, что «таков порядок вещей». Но это, наверное, нечто другое. У вас все было иначе.
Мне очень хотелось еще поговорить с ней, но я не мог — слишком еще стеснялся.
— Между прочим, — сказал я, повернувшись к Орреку Каспро, — именно раб научил меня петь твой гимн Свободе.
И тут же мимолетная улыбка вспыхнула на мрачновато-спокойном лице Мемер. Хотя кожа у нее и была очень светлой, а волосы — рыжими, глаза оказались поразительно темными и яркими и сверкали, точно затаенный огонь внутри опала.
— Мы тоже пели эту песню в Ансуле, когда прогнали оттуда альдов! — радостно воскликнула она.
— Все дело в том, что у этой песни чудесная мелодия, — сказал Каспро. — Очень хорошая мелодия. Запоминающаяся. — Он потянулся, наслаждаясь солнечным теплом, и снова повернулся ко мне: — Знаешь, я бы хотел побольше узнать о Барне и его городе. Похоже, там произошла чудовищная трагедия. Мне будет интересно все, что ты сумеешь припомнить. Но ты, кажется, говорил, что стал у него кем-то вроде придворного сказителя? Значит, у тебя хорошая память?
— Очень хорошая, — кивнул я. — Говорят, это мой особый дар.
— Ага! — Он явно полностью мне верил, и я не испытывал ни малейшего смущения. — И ты быстро все запоминаешь?
— Я даже и не запоминаю — оно само запоминается, — сказал я. — Я, в общем-то, именно поэтому сюда и пришел. Какой
