И одновременно всё это время я оставался собой. То есть, прекрасно помнил, что меня зовут Макс, и все прочие подробности, включая тот факт, что сюда я пришёл, чтобы посмотреть на работу своего друга Малдо Йоза, который хвастался, что у него отлично получился Куманский павильон. И правильно делал, что хвастался, если бы я умел создавать столь великолепные, убедительные иллюзии, уже провозгласил бы себя самым главным Великим Магистром всего Мира, а кто не согласен, может убираться к сортирным демонам — это примерно как «ко всем чертям», только ещё обидней.
Мимо меня неторопливо прошествовали носильщики, несущие уладас. Их господин, возлежащий в расслабленной позе, поприветствовал меня с подобающей почтительностью, воздев одну руку к небу, а вторую приложив к сердцу. Стая птиц слетела с благоуханных ветвей маниовы на тротуар, уличный сказочник принялся звонить в колокольчик, призывая публику, а я…
А я обернулся к Малдо и спросил:
— Как отсюда выйти? С меня пока хватит. А то, чего доброго, окончательно поверю в происходящее и останусь тут жить. И выкручивайтесь без меня как хотите — там, у себя, в Ехо.
— Сейчас всё само закончится, — прошептал он. — Не такой я великий мастер, чтобы наваждение растягивалось на всю жизнь. Несколько минут — мой потолок. Впрочем, для Дворца Развлечений этого достаточно.
Я ещё успел увидеть, как из-за угла выходит юноша-чужеземец в драгоценных одеждах Тайного Раба Халифа и достает из кармана печенье, чтобы накормить птиц, успел услышать низкий гул главной кривой струны чуффаддага за высокой стеной и одобрительно решить, что музыкант неплохо владеет инструментом, успел вдохнуть запах одежд проходящей мимо юной женщины, который означал: «Я не ищу новых любовных связей, но готова поддержать занимательный разговор, принять участие в игре или дать совет», — и порадоваться образованности нынешней молодёжи, в наше время древним языком благовоний владел, в лучшем случае, каждый десятый, так что зачастую трудно было прийти к взаимопониманию с незнакомцами, зато теперь…
Зато теперь — всё.
В смысле, представление закончилось. Никакого Кумона, никаких дворцов, ароматов, птиц, уладасов и прекрасных незнакомок, только я и кудесник Малдо Йоз в совершенно пустом просторном зале, освещенном тусклым оранжевым сиянием единственного грибного фонаря.
— Невероятная штука, — сказал я. — Даже не буду спрашивать, как ты это сделал. Слушай, ну ты даёшь! Я же не просто посмотрел на Кумон, я был там. И чувствовал себя самым настоящим коренным кумонцем. Кажется, кстати, довольно старым.
— Да, — кивнул Малдо, — пожилым. — Ему что-то около шестисот лет, это даже для потомка кейифайев весьма почтенный возраст.
— Вообще не понимаю, как такое возможно.
— Просто ты никогда не интересовался иллюзиями, — улыбнулся Малдо Йоз. — А я долгое время только этим и занимался. И вот, сам видишь, наконец-то начало получаться.
— Начало — не то слово.
— Атмосфера превыше событий, правда? Я имею в виду, все эти запахи, звуки, чужие воспоминания, якобы знакомые лица — они же гораздо важней, чем возможность просто прокатиться на уладасе, ничего, кроме качки толком не ощутив и не поняв.
— Даже сравнивать глупо.
— Тем не менее, ещё совсем недавно я сравнивал. Пытался принять верное решение. С одной стороны, я хочу, чтобы Дворец Ста Чудес нравился людям, чтобы о нём говорили, как о новом чуде Мира — сейчас и тысячу лет спустя. Чтобы к нам не ленились добираться с самых дальних окраин Соединённого Королевства, целыми семьями, с прабабками и детьми, чтобы чужеземцы бросали все дела, на последние деньги покупали билеты до Ехо, а из порта бегом отправлялись прямо сюда, сгорая от любопытства, даже не позавтракав по дороге. В общем, мне позарез нужна слава и всеобщая любовь. То есть, не мне лично, а моему дворцу. И заодно всему Миру — глупо получится, если он не узнает о наших новых чудесах и останется без них, как последний дурак.
Я невольно улыбнулся его чистосердечному признанию.
— Но с другой стороны, я хочу, чтобы всё было именно так, как хочу я сам, — внезапно добавил Малдо. — И на кой мне сдались слава и любовь, если получу их не за настоящее чудо, которое хочу показать всему Миру, а за очередное популярное место развлечений? Поэтому я решил: надо делать лучшее, на что способен, не беспокоясь, понравится это публике или окажется слишком сложным для неё. Кто останется равнодушным, сам виноват. Верно я говорю?
— Если бы ты говорил иначе, это был бы уже не ты. А какой-нибудь другой человек. И вряд ли с ним было бы так интересно.
— Спасибо, — просиял он. — Это именно то, что я хотел от тебя услышать. Слово в слово! Отлично. Теперь я вообще ничего не боюсь.
— Вообще ничего? Отлично. Тогда пошли, прокачу тебя в амобилере.
— Чтобы не зазнавался? — подмигнул Малдо.
— Считай, что так. Хотя…
Но говорить мне не дали.
«Как ты думаешь, если человеку снится, что он сидит в колючих кустах, закрыв глаза и обхватив руками голову, это тот самый случай, когда надо звать тебя?» — спросил Нумминорих.
«Думаю, да, — обречённо согласился я. — Как улица-то называется?»
«Жареная. Угол Варёной. И нет, я не издеваюсь».
«Верю, своими глазами видел. Там ещё неподалёку Сырой переулок есть. Хотел бы я знать, кто придумывает названия улиц!»
«По-разному бывает, — принялся объяснять Нумминорих. — Это может быть и личное Королевское решение, и пожелание застройщика, и идея одного из жителей. Право назвать улицу иногда даруется в качестве награды или покупается у города; кстати, довольно дорогое удовольствие, я узнавал. И ещё существует такая специальная комиссия при Управлении Письменными Договорённостями, которая может утвердить или отклонить любое предложение, кроме, конечно, Королевских, которые принимаются без возражений…»
«Спасибо, друг. Но вообще-то вопрос был риторический. И выражал, во-первых, возмущение дурацкими названиями, а, во-вторых, желание хоть немного оттянуть неприятный момент, когда придётся заняться делом. И это я, конечно, зря. Сейчас буду».
— Не прокачу я тебя, — сказал я Малдо. — Внезапно появилась работа. Поэтому зазнавайся дальше. Ты гений, тебе можно.
Лицо гения вытянулось, явив Миру жалобную гримасу всеми покинутого сироты.
— А твоя работа — это надолго? — спросил он. — Я бы сейчас чего-нибудь выпил на радостях. И лучше с тобой, чем без.
— Работы там, скорее всего, на пару минут, — честно сказал я. — Засада однако в том, что сделав её, я сойду с ума.
— В смысле?
— Безумием буду пахнуть, какой тебе ещё нужен смысл?
— Ничего себе у тебя шутки.
— Да какие шутки, — поморщился я. — Впрочем, к вечеру запах безумия пройдёт. Или даже раньше, посмотрим. А может, повезёт, и вовсе без него обойдётся. Тогда пришлю тебе зов.
Малдо растерянно моргнул. Я виновато развёл руками, повторил про себя адрес: «Жареная улица, угол Варёной, кусты», — и покинул Дворец Ста Чудес. Тёмным Путём, конечно, чего тянуть.
Это меня и подвело. В том смысле, что из Куманского павильона я шагнул прямёхонько в заросли декоративного кустарника.
Колючего декоративного кустарника, вот в чём беда. Не надо было о нём вспоминать.
— Ох, что ж ты так!.. — схватился за голову Нумминорих.
— Зато буду теперь весь в шрамах, как настоящий герой, — сказал я, пытаясь выбраться из кустов с минимальными потерями. То есть, в изодранном в клочья лоохи, вусмерть исцарапанным, но всё-таки не одноглазым. И вообще живым.
Это мне, как ни странно, удалось.
— Ну и где твой спящий красавец? — спросил я.
— Исчез, как только ты появился. Потому что вообще-то ты свалился прямо на него. Может быть, он проснулся от неожиданности? И поэтому исчез?
— Может быть, — вздохнул я. — Надеюсь, это случилось вовремя. В смысле, он не настолько чокнулся от какого-нибудь своего страха, чтобы…Ай, ладно. Всё равно этого мы с тобой никогда не узнаем. Исчез и исчез, точка. Этого не изменить. Можем гулять дальше.
