Бог-Император Дюны

— Ханмия!

— Что? — Она сделала шаг к нему.

Айдахо обеими руками закрыл лицо.

— Посмотри, что ты сделала с бедным Данканом, — проговорил Лито.

— Он найдет других любимых, — какая же черствость в ее голосе — эхо его собственной гневной юности.

— Ты не знаешь, что такое любить, — сказал он. — Что ты когда-либо отдавала? — он мог только заломить то, что было его руками. — Великие боги! Что я отдал!

Она подползла поближе, протянула к нему руку — и отдернула ее.

— Я — реальность, Сиона. Погляди на меня. Я существую. Ты можешь коснуться меня, если осмелишься. Протяни свою руку. Коснись!

Она медленно протянула руку к тому, что было его передним сегментом — к тому месту, на котором она спала в Сарьере. Когда она убрала руку, та была окрашена синевой.

— Ты коснулась меня и почувствовала мое тело, — произнес он. — Разве это не самое странное в нашем мироздании?

Она стала отворачиваться.

— Нет! Не отворачивайся от меня! Смотри на то, что сделано тобой, Сиона. Как тебе, что ты можешь коснуться меня, но не можешь коснуться себя?

Она всем телом отвернулась от него.

— Вот в этом-то и разница между нами, — договорил он. — Ты — воплощенный бог. Ты идешь внутри величайшего чуда нашего мироздания, и все же отказываешься его коснуться, увидеть, почувствовать, или просто поверить.

Затем мысли Лито унеслись к затерянному в ночи месту, откуда ему послышался звук печатающих устройств, пощелкивающих в темном света помещении. В этом икшианском не-творении полностью отсутствует радиация Это место превращено в место муки и духовного отчуждения, потому что не имеет никаких связей с остальным мирозданием.

«Но оно обретет эту связь.»

И тут он ощутил, что икшианские принтеры пришли в движение, что они записывают его мысли без какой-либо особой команды.

«Помните, что я сделал! Помните меня! Я опять буду невинным!»

Пламень его зрения разомкнулся, чтобы открыть ему Айдахо там, где прежде стояла Сиона. Он уловил движение где-то позади Айдахо… Ах, да, Сиона взмахом руки показывает на кого-то на Барьерной Стене.

— Ты все еще жив? — спросил Айдахо.

Голос Лито вырывался с одышливым присвистом:

— Позволь им рассеяться, Данкан. Позволь им бежать куда угодно по своему выбору.

— Черт тебя побери! О чем ты говоришь? Я бы скорей позволил жить тебе, чтоб жила она!

— Позволил? А я ничему не препятствовал.

— Почему ты позволил Хви умереть? — простонал Айдахо. — Мы не знали, что она там, с тобой.

Голова Айдахо поникла.

— Ты будешь вознагражден, — просипел Лито. — Мои Рыбословши предпочтут тебя Сионе. Будь добр с ней, Данкан. Она более, чем Атридес, и она несет в себе семя вашего выживания.

Лито погрузился в свои жизни-памяти. Они теперь стали нежными мифами, порхающими в его сознании. Он ощутил, что может провалиться во время, самим своим существованием изменившим прошлое. Однако, до него доносились и внешние звуки, которые силился он понять. Кто-то скребется о скалы? Языки пламени раздвинулись, и он увидел, что Сиона стоит рядом с Айдахо. Они стояли, взявшись за руки, как двое детей, подбодряющих друг друга перед тем, как рискнуть пуститься в незнакомое место.

— Как он может вот так жить? — прошептала Сиона.

Лито ответил не сразу, накапливая силы для ответа.

— Мне помогает Хви, — проговорил он. — У нас был кое-какой опыт. Мы слили воедино то, чем были сильны, а не то, чем слабы.

— И погляди, к чему это тебя привело! — насмешливо проговорила Сиона.

— Да, и молись, чтобы ты получила то же самое, — просипел он. — Может быть, спайс даст тебе время.

— Где твой спайс? — вопросила она.

— Глубоко в сьетче Табр, — ответил он. — Данкан его найдет. Ты знаешь это место, Данкан. Его теперь называют Табур. Очертания прежнего сьетча сохранились.

— Почему ты это делаешь? — прошептал Айдахо.

— Мой дар, — ответил Лито. — Никто не найдет потомков Сионы. Оракул не способен их видеть.

— Что? — Они проговорили одновременно, наклонясь поближе ближе, чтобы слышать его слабеющий голос.

— Я дарую ей новый вид времени, без параллелей, — проговорил он. — Оно будет вечно разбегаться в стороны. На его изгибах не будет точек временных совпадений. Я даю вам Золотую Тропу. Таков мой дар. Никогда у вас больше не будет той временной согласованности, что прежде.

Языки пламени затмили его зрение. Агония слабела, но он все еще чувствовал запахи и с жестокой резкостью слышал звуки. И Айдахо, и Сиона дышали быстро, неглубоко и прерывисто. Странные ощущения извилисто заструились сквозь Лито — физическое ощущение костей и суставов, более в нем не существующих.

— Смотри! — сказала Сиона.

— Он распадается, — это голос Айдахо.

— Нет, — это голос Сионы. — Внешнее спадает. Смотри! Червь!

Лито почувствовал, как его отпускает мучительная боль, как частями его тела овладевает мягкая теплота.

— Что это за дырки в нем? — это голос Сионы.

— По-моему, там была песчаная форель. Видишь, какие у них очертания?

— Я здесь, чтобы доказать, что один из моих предков не прав, — проговорил Лито (или подумал, что проговорил, что было одно и то же, поскольку дело касалось его дневников). — Я рожден человеком, но умру я не как человек.

— Я не могу смотреть, — сказала Сиона.

Лито услышал, как она отворачивается, как скрипнули камешки.

— Ты все еще здесь, Данкан?

— Да.

«Значит у меня все еще есть голос.»

— Посмотри на меня, — сказал Лито. — Я — кровавый кусочек пульпы в человечьем чреве, кусочек не больше ягоды. Посмотри на меня, говорю я!

— Я смотрю, — судя по голосу Айдахо был близок к обмороку.

— Ты ожидал великана, а нашел — карлика, — проговорил Лито. Теперь ты начинаешь понимать, какая ответственность за сделанное ложится на тебя. Что ты сделаешь со своей новой властью?

Затем долгое молчание, затем голос Сионы:

— Не слушай его! Он сумасшедший!

— Разумеется, — ответил Лито. — Когда в сумасшествии есть своя система, то это — гениальность.

— Сиона, ты это понимаешь? — спросил Айдахо. Какой он жалобный — голос гхолы.

— Она понимает, — ответил Лито. — Это по-человечески, повергать свою душу в кризис, которого не предвидел. Это путь, по которому всегда идут люди. Монео под конец это понял.

— Хотелось бы мне, чтоб он поскорее умер! — голос Сионы.

— Я — Расчлененный Бог и вы не можете собрать меня в единое целое, — сказал Лито. — Данкан! По-моему, из всех моих Данканов, я ОДОБРЯЮ тебя больше всего.

— ОДОБРЯЕШЬ? — что-то от прежней ярости опять прорезалось в голосе Айдахо.

— Есть магия в моем ОДОБРЕНИИ, — сказал Лито. — В волшебном мироздании все возможно над твоей жизнью будет довлеть гибель Оракула, а не моя. А теперь, видя причудливые формы таинств, попросишь ли ты, чтобы я их развеял? Я бы хотел это только усилить.

ДРУГИЕ внутри Лито начали заново себя утверждать. Он начал терять свое место среди них, потому что терялась та общность взаимоподчиненного множества, на которую опиралось его собственное «я». Они заговорили языком постоянных «ЕСЛИ». «Если бы только…», «если бы мы всего лишь…». Он хотел окликнуть их, чтобы они замолчали.

— Только дураки предпочитают прошлое!

Лито не знал, выкрикнул он это на самом деле или только мысленно. В ответ наступила мгновенная внутренняя тишина, соответствующая внешней тишине и он почувствовал, что некоторые нити его прежнего «я» до сих пор не повреждены. Он попытался заговорить и понял, что у него это действительно получается, когда Айдахо сказал:

— Слушай, он старается нам что-то сказать.

— Не бойтесь икшианцев, — проговорил Лито, сам услышав, что голос его звучит. — Они способны делать машины, но они больше не способны сделать АРАФЕЛ. Я знаю. Я там был.

Он умолк, чтобы собраться с силами, но чувствовал, что его энергия иссякает, как он ни старается ее удержать. И опять внутри него поднялась разноголосица — голоса умоляющие и кричащие.

— Прекратите это дураковаляние! — окликнул он их — или подумал, что окликнул.

Айдахо и Сиона услышали только задыхающееся шипение. Вскоре Сиона сказала:

— По-моему, он мертв.

— А все считали, будто он бессмертен, — сказал Айдахо.