По уже поджидал его.
– Я уже сказал маме с папой «до свидания».
– Хорошо, – ответил Сэл.
– Спасибо, что позволил мне идти с тобой.
– Я что, мог тебя остановить?
– Да, дядя Сэл, – ответил По. – Я бы не ослушался.
Третье поколение называло его «дядей Сэлом».
Он кивнул:
– Ладно. Ты позавтракал?
– Да.
– Тогда пошли. Я не стану есть до полудня.
Ты делаешь шаг, затем другой. Это называется путешествием. Но когда не просто идешь, а смотришь открытыми глазами, это не только путешествие – это переписывание собственной памяти. Ты видишь нечто, чего никогда раньше не видел. Видишь что-то такое, чего до тебя не видел никто. И видишь не просто глазами, а натренированным взором, которому открывается не просто растение, но это растение, которое заполняет вот эту экологическую нишу, на таких-то условиях.
А когда твои глаза за сорок лет привыкают к характерным видам новой планеты, ты становишься Энтони ван Левенгуком, который первым разглядел под микроскопом мир крошечных живых существ; становишься Карлом Линнеем, который первым сгруппировал создания в семейства, рода и виды; ты становишься Дарвином, которому открываются линии эволюционных переходов от одного вида к другому.
Так что поход шел неспешно. Сэлу даже приходилось подгонять себя, чтобы поддерживать хоть сколько-нибудь приличную скорость.
– Не позволяй мне слишком задерживаться при виде всего нового, – сказал он По. – Если моя великая экспедиция продвинется всего на десять километров к югу от колонии, это будет унизительно. Я должен хотя бы пересечь первую горную гряду.
– А каким образом я смогу тебя подгонять, если ты велел мне фотографировать, отбирать и сохранять образцы и записи?
– Откажись. Скажи, что хватит стоять на карачках, разглядывая очередную былинку, и пора двигаться дальше.
– Меня всю жизнь учили слушаться старших, наблюдать и учиться. Я твой ассистент. Подмастерье.
– Ты просто надеешься, что мы не уйдем слишком далеко и, когда я скончаюсь, тебе легче будет тащить тело.
– Думаю, отец тебе сказал – если ты правда умрешь, мне нужно будет вызвать помощь и наблюдать за процессом разложения тела.
– Именно. Ты понесешь меня, только если я буду дышать.
– Или ты хочешь, чтобы я взялся за это прямо сейчас? Посадил тебя на шею, чтобы ты каждые пятьдесят метров мог открывать новое семейство растений?
– Для почтительного и послушного юноши ты слишком саркастичен.
– Лишь слегка. Если хочешь, могу стараться получше.
– Это хорошо. Я отвлекся на спор с тобой – и мы вон сколько прошагали, а я ничего нового не заметил.
– Зато собаки что-то нашли.
Оказалось, что собакам попалась маленькая семейка рогатых рептилий, которая, по-видимому, занимала в здешней экосистеме нишу кроликов, – зубастые пожиратели растительности, шустрые, прыгучие, предпочитали убегать и сражались лишь в том случае, если оказывались загнаны в угол. Сэлу показалось, что рога не являются оружием – слишком тупые, – а когда представил брачный ритуал, в котором эти создания пытаются бодаться, решил, что такие удары не вызовут сотрясения мозга: черепа прочные, а трясти там особенно нечего.
– По всей видимости, они показывают состояние здоровья, – сказал Сэл.
– Отростки?
– Рога, – уточнил Сэл.
– Думаю, они их сбрасывают и снова отращивают, – заметил По. – Ведь правда эти животные похожи на тех, кто сбрасывает кожу?
– Нет.
– Я поищу сброшенную кожу.
– Тебе придется долго искать, – сказал Сэл.
– Почему? Потому что они ее съедают?
– Потому что они ее не сбрасывают.
– Но с чего ты так уверен?
– Я не уверен, – сказал Сэл. – Но это существо не прилетело сюда с жукерами. Это местный организм, а за местными организмами мы не замечали склонности к смене кожи.
Шагая дальше, они продолжали беседу в том же духе и внимательно осматривали землю. Они много фотографировали, о да! А время от времени, когда видели что-то действительно неожиданное, останавливались и отбирали образцы. Но они все время шли. Сэл, может, и был стар, но он все еще мог держать темп, пусть и опираясь на посох. По чаще убегал вперед, чем держался рядом, но именно он застонал, когда после небольшого привала Сэл заявил, что пора двигаться дальше.
– Понятия не имею, зачем тебе этот посох, – сказал По.
– Опираться на него, когда я отдыхаю.
– Но когда ты идешь, тебе все время приходится тащить его с собой.
– Он не такой тяжелый.
– Выглядит тяжелым.
– Он из бальзового дерева – ну, то есть я называю это бальзовым деревом как раз за легкость.
По взвесил посох в руке. Примерно с фунт, толстый, сучковатый и утолщался вверху подобно кувшину.
– Я все равно устал бы нести его в руках.
– Это потому, что твой рюкзак тяжелее моего.
По не стал возражать.
– Первым людям, побывавшим на Луне и других планетах, было легко, – заметил По, когда они переваливали через высокую гряду. – Между ними и пунктом назначения лежало пустое пространство. Не было искушения остановиться и исследовать его подробнее.
– Так же как и морские путешественники. Они плавали от берега до берега, игнорируя море: у них не было инструментов, с помощью которых его можно было бы изучить на сколько-нибудь значительную глубину.
– Мы конкистадоры, – сказал По. – Только мы убили всех, прежде чем ступить на их землю.
– Это различие или сходство? – спросил Сэл. – Оспа и другие болезни распространялись быстрее конквистадоров.
– Если бы мы только могли с ними поговорить! Я читал о конкистадорах – у нас, майя, были веские причины попытаться их понять. Колумб писал о туземцах, что «у них нет языка», – просто потому, что ни один из языков не был известен испанцам и их переводчикам.
– Но у жукеров вообще не было языка.
– А может, мы так думаем.
– На их кораблях не было устройств связи. Ничего такого, что могло передавать голос или изображение. Потому что в этом не было нужды. Обмен памятью, прямая передача ощущений. Каков бы ни был механизм, он был лучше, чем любой язык, – но, с другой стороны, и хуже, потому что у них не было способа с нами поговорить.
– Так кто был нем? – спросил По. – Мы или они?
– Мы все были немы. И все были глухи.
– Много бы я дал за то, чтобы заполучить живым хотя бы одного.
– Жукер не может существовать один, – сказал Сэл. – Они жили ульями. Нужны сотни, а то и тысячи, чтобы образовался разум.
– Или нет? – спросил По. – Могло быть так, что только королева была разумной. Ведь иначе – почему они все погибли со смертью королев?
– Королева могла быть ядром, центром нейронной сети, и потому-то они и погибли вместе с ней. Но до тех пор каждый из них был отдельной личностью.
– Как я и сказал, хотелось бы заполучить живым хоть одного – чтобы мы могли узнать что-то наверняка, а не гадать по нескольким препарированным телам.
Сэл молча возрадовался, что новое поколение колонии породило на свет по крайней мере одного человека с научным складом мышления.
– У нас их сохранилось больше, чем в любой другой колонии. Здесь так мало падальщиков, что трупы смогли пролежать достаточно долго, чтобы мы успели высадиться на планету и заморозить некоторых из них. Нам, правда, удалось изучить только структуру тел обычных жукеров.
– Не королев.
– Трагедия моей жизни, – сказал Сэл.
– Правда? Больше всего ты жалеешь об этом?
Сэл не ответил.
– Прости, – промолвил По.
– Нет, все в порядке. Я просто раздумывал над твоим вопросом. О чем я больше всего жалею? Однако вопрос. Разве могу я жалеть об оставленном на Земле, если я покинул ее, чтобы спасти? А то, что я оказался здесь, позволило мне осуществить такое, о чем другие ученые могут только мечтать. Я уже смог дать название более чем пяти тысячам видов и предложить рудиментарную систему классификации всей местной биоты. Больше, чем на любой другой планете жукеров.
