– Как? Почему?
– Влиятельный незнакомец, который полностью нас контролирует. А ты Ариэль, красавица, влюбленная в своего повелителя. А я – Калибан. Я просто хочу освободиться.
– Ты подросток и вырастешь из этого желания.
– Никогда.
– Свободы, как таковой, вообще не существует, – сказала Дорабелла, начиная терять терпение. – Хотя иногда выпадает шанс выбрать себе хозяина.
– Хорошо, мам. Ты выбрала хозяина. Но я его не выбирала.
– Ты по-прежнему думаешь, что этот мальчик, Виггин, тебя замечает?
– Я знаю, что замечает, но я не возлагаю на него больших надежд.
– Дорогая моя, ты предложила ему себя, и он тебе отказал, четко и недвусмысленно. Это было довольно-таки унизительно, пусть ты этого и не понимаешь.
Алессандра слегка покраснела, сделав шаг к двери каюты. А потом повернулась к матери, на ее лице читались боль и ярость.
– Ты подсматривала, – сказала она. – Квинси записал, и ты просмотрела!
– Ну конечно просмотрела, – сказала Дорабелла. – Если бы просмотрела не я, просмотрел бы он или кто-то из его команды. Думаешь, я хотела, чтобы они пожирали взглядом твое тело?
– Ты отправила меня к Эндеру, ожидая, что с ним наедине я разденусь догола, и ты знала, что это будет записано? И ты просмотрела ее? Ты наблюдала за мной?
– Но ты же не разделась, верно? Ну так против чего ты возражаешь? Я видела тебя голой с таких углов, о каких ты даже не задумывалась в те годы, когда я вытирала тебе задницу.
– Мама, я тебя ненавижу.
– Ты меня любишь, а я всегда за тобой присматриваю.
– Эндер меня не унижал. И не отвергал. Он отверг тебя. Отверг то, что ты заставляешь меня сделать!
– А что сталось с этим: «О, спасибо, мама! Ну что же, я иду брать мужчину, которого люблю»?
– Я так не говорила.
– Ты поблагодарила меня, хихикнула и поблагодарила еще раз. Ты стояла вон там, позволила разодеть тебя как проститутку, чтобы его соблазнить. Так в какой момент я заставила тебя делать что-то вопреки твоей воле?
– Ты сказала мне, что делать, если я хочу, чтобы Эндер меня полюбил. Вот только на мужчину вроде него твои хитрости не действуют!
– На мужчину? На мальчишку, ты хотела сказать. Единственная причина, по которой на него этот трюк не подействовал, – в том, что он, скорее всего, даже не достиг половой зрелости. Если он вообще гетеросексуален.
– Мам, ты послушай, что ты говоришь, – сказала Алессандра. – Вот Эндер – начало и конец всего мира, великий человек, лучший кандидат из всех, кого я когда-либо встречу. А через минуту он – незрелый, неопределившийся мальчишка, который меня опозорил. Ты судишь его, исходя из того, насколько он тебе полезен.
– Нет, моя крошка. Исходя из его полезности для моей маленькой девочки.
– Что же, он бесполезен.
– Именно об этом я и твержу! – сказала Дорабелла. – И ты все равно на меня окрысилась. Наведи же порядок в своей голове, милая моя Калибан!
При этих словах Дорабелла взорвалась смехом, и, вопреки своей воле, Алессандра засмеялась вместе с нею. Девушка настолько разозлилась на себя за этот смех – и на Дорабеллу за то, что заставила ее смеяться, – что выбежала из комнаты, хлопнув дверью. Или, скорее, попытавшись хлопнуть: доводчик подхватил дверь и закрыл ее довольно мягко.
«Бедняжка! Вечно все идет не так, как ей хочется.
Добро пожаловать в реальный мир, милая. Когда-нибудь ты поймешь: то, что я влюбила в себя Квинси, – это лучшее, что я для тебя сделала. Потому что для тебя я делаю все. И все, что прошу в ответ, – поддержать меня и воспользоваться теми возможностями, которые я тебе открываю».
Валентина постаралась войти в комнату размеренным шагом, оставаясь совершенно спокойной. Но она испытывала к Эндеру такое отвращение, что едва могла сдержаться. Парень был настолько занят тем, чтобы быть «доступным» для всех новых колонистов и старых поселенцев, ответами на вопросы, болтовней о том, что он никак не мог запомнить из получасовых встреч два года назад, когда он уставал настолько, что едва мог говорить. Но когда его пытался отыскать кто-то из тех, с кем у него были глубокие личные отношения, найти его было решительно невозможно.
Точно так же он отказался писать родителям. То есть не то чтобы отказывался. Он всегда обещал написать. А потом просто… не писал.
В течение последних двух лет он обещал – если не прямо, то подразумевая, – что, если бедняжка Тоскано-младшая в него влюбится, он не будет против. А теперь девушка с матерью спустились на поверхность планеты, «погулять и осмотреться». Очевидно, Алессандру интересовал только один вид – на Эндера Виггина. Но его нигде не было.
Валентина была сыта по горло. Мальчик и правда мог быть смелым и храбрым в тех случаях, когда не приходилось что-то предпринимать в эмоционально сложных ситуациях. Он мог избегать встреч с Алессандрой и, может быть, полагал, что это само по себе некое достаточно явное послание, но он должен был с ней поговорить! Должен хотя бы попрощаться. Не обязательно нежно и ласково, но это необходимо сделать.
В конце концов Валентина нашла Эндера в помещении ансибля на станции ксенобиологов. Он что-то писал – возможно, письмо Граффу или кому-то столь же далекому от их жизни в новом мире.
– Тот факт, что ты сидишь здесь, не оставляет тебе возможности оправдаться, – сказала Валентина.
Эндер посмотрел на нее. Судя по его лицу, он был искренне озадачен. Собственно, он и правда мог не притворяться: по всей видимости, все мысли об Алессандре вылетели из его головы полностью, и он понятия не имел, о чем говорит Валентина.
– Ты просматриваешь почту. Это значит, ты получил список пассажиров челнока.
– Я уже встретился с новыми колонистами.
– Кроме одной.
Эндер поднял бровь:
– Алессандра больше не колонист.
– Она тебя ищет.
– Она может кого угодно спросить, где я, и ей скажут. Это не секрет.
– Она не может спрашивать.
– И как тогда она рассчитывает меня найти?
– Не устраивай здесь свой глупый спектакль! Я не такая идиотка, я не верю, что ты настолько глуп, даже если ты ведешь себя настолько глупо, насколько вообще возможно.
– Ладно, про глупость я услышал. Можно конкретнее?
– Ты демонстрируешь невероятную глупость.
– Я не о степени, сестренка.
– Эмоциональную тупость.
– Валентина, – сказал Эндер, – а тебе не приходило в голову, что я знаю что делаю? Не могла бы ты хоть немножко верить в меня?
– Я считаю, что ты избегаешь эмоционально сложной конфронтации.
– Тогда почему я не прячусь от тебя?
Валентина не могла решить, что сильнее: дополнительная порция раздражения того, что по ней ударили ее же оружием, или небольшое облегчение оттого, что он счел конфронтацию с ней эмоциональной. Собственно, она не была так уж уверена в том, что приперла его до такой степени, что их конфронтация стала эмоциональной – уж точно не с его стороны.
Эндер бросил взгляд на часы на мониторе компьютера и вздохнул:
– Что же, как всегда, твое чувство времени безупречно, даже если ты сама об этом не подозреваешь.
– Если б ты хотя бы намекнул, – сказала Валентина.
Эндер поднялся и, к ее удивлению, оказался выше ее. Валентина замечала, что он вытягивается, но у нее нигде не щелкнуло, что он обогнал ее в росте. И дело тут отнюдь не в толстой подошве – сейчас он был босиком.
– Вэл, – мягко сказал он. – Если бы ты наблюдала за тем, что я говорю и делаю, тебе стало бы многое понятно до очевидности. Но ты не анализируешь. Ты видишь что-то такое, что не выглядит правильным, и, минуя этап размышлений, автоматом получаешь вывод: «Эндер делает что-то не то, и я обязана его остановить».
– Я думаю! Анализирую!
– Ты анализируешь тут всех и каждого. Поэтому твоя история Боевой школы настолько чудесна и правдива.
– Ты ее прочел?
– Ты дала ее мне три дня назад. Разумеется, я ее прочел.
– И ничего мне не сказал.
– Это наша первая встреча с тех пор, как я дочитал книгу. Вэл, прошу тебя, включи мозги!
