— Куда мы, вообще, едем на ночь глядя? Где это мы?
Клеллен ни минуты не сомневалась, что вечеринка с лихвой вознаградит за все трудности пути. Такое экзотическое место — библиотека, где книги сделаны из бумаги! Клеллен смутно представляла, что это означает, но звучало просто бесподобно, а если веселье слишком затянется, можно найти местечко, где переночевать, — например, в каком-нибудь мотеле. Отличный предлог, а в такой пустынной местности в мотеле наверняка найдется много свободных комнат: одну ей с Питом, другую Слинни с Иеронимусом и еще одну для Брейгеля, пусть себе сидит и тоскует.
Слинни их не слушала. Она сидела молча и думала: «А когда мы наконец приедем, как мы туда войдем? Как мы туда войдем? Войдем-то мы как?»
Глава 15
Зрелище было не для слабонервных. Прибывшие по вызову полицейские даже не знали, что на Луне есть такое место — Джойтаун-8. Их отправили проверить сигнал тревоги, поступивший с омни-трекера. Добравшись до здания с куполом, они ужаснулись увиденному, да и запах был чудовищный. Полицейские, как и Пит, решили, что здесь нашли приют наркоманы или какие-нибудь фанатики проводят свои безумные ритуалы. Доблестные стражи порядка, выхватив табельное оружие, ворвались внутрь. Ориентируясь по сигналу омни-трекера и непонятным голосам, они миновали бородача, оборванную веревку, давно высохшие трупы и вошли в круглый зал.
По сигналу омни-трекера были отправлены одна за другой три группы. Все три бесследно исчезли.
Само собой, в полиции сделали вывод, что в забытом уголке на обратной стороне Луны происходит нечто очень странное.
Лейтенант Догуманхед Шмет лег спать, весьма довольный собой. Приятно, когда интуитивная догадка подтверждается фактами. Вот потому он такой хороший полицейский! В мозгу что-то щелкает, выскакивает крошечная идейка. Для отца естественно солгать, чтобы защитить сына. Будь у самого лейтенанта сын, он бы тысячу раз солгал ради него, если понадобится. Впрочем, сына у лейтенанта не было, как не было ни жены, ни дочери, вообще никакой родни — только работа. Одинокое существование лейтенанта Шмета было посвящено одной цели: выявлять людей, нарушивших закон. Человек по имени Ринго Рексафин закон нарушил. Полиции лгать нельзя. Это серьезное преступление. Его сына, Иеронимуса Рексафина, свидетели опознали как оптического преступника, выражаясь юридическим языком. А вычислить мальчишку среди множества других стопроцентно лунных мальчишек помогла интуиция. Все началось с отцовской лжи. Человеку знающему подобная ложь видна как на ладони, а Догуманхед Шмет ее буквально кожей чувствовал. Что-то свербит у основания черепа, как будто перышком щекочут. Ложь сразу выдает вину. Мальчишка оказался тем самым, что ухитрился выкрутиться два года назад. Его бы еще тогда посадить под замок — не ходил бы теперь по улицам, не показывал свои мерзкие глаза ни в чем не повинным гражданам. Парень — явная угроза для общества, а теперь еще и ударился в бега.
— Где ваш сын?
— Не знаю.
— Где ваш сын?
— Я сказал, понятия не имею.
— Назовите друзей вашего сына.
— Не знаю я его друзей.
— Нечего сказать, хороший отец.
— Вы специально пришли, чтобы меня оскорблять?
— Я пришел, чтобы выяснить, где ваш сын.
— А я не знаю, где он! Ушел и уже несколько часов не возвращался.
— Его видели в Зоне первого ЛЭМа, в вестибюле гостиницы, вместе с девочкой, туристкой с Земли, явно подвергшейся негативному воздействию четвертого основного цвета.
— А я думал, четвертого основного цвета не существует.
— Прекратите выгораживать своего сына! Имеются двое свидетелей.
— Я уже сказал: мой сын был дома. Он очень устал и рано лег спать.
— А как вы объясните показания очевидцев?
— Никак. Они моего сына с кем-то перепутали. А может, просто врут. В защитных очках все подростки выглядят одинаково.
— Где сейчас ваш сын?
— Не знаю.
— Видимо, придется вас задержать, пока вы не надумаете помочь следствию.
— Я помогаю, как могу. Отпустите меня домой! У меня жена больная, она не в состоянии сама себя обслуживать.
— Ничего, справится. Она взрослый человек. А вас мы отпустим, как только вы признаетесь, что солгали и что вашего сына всю ночь не было дома.
— Позвольте мне позвонить по телефону. Я попрошу знакомых прийти к нам, позаботиться о моей жене.
— Нет.
— Я имею право на звонок адвокату.
— Не имеете.
— Простите?
— Шучу. Конечно, вы имеете право. Право все имеют. Но для этого нужно получить от меня разрешение. А я сейчас крайне загружен административной работой, и у меня совершенно нет времени с вами разговаривать. Вот когда подпишете признание, я в ту же секунду освобожусь от всех прочих дел и внимательно выслушаю любые ваши просьбы по поводу звонков женам, друзьям и адвокатам.
— Ну и сволочь же ты! Я тебе за это устрою!
— Ничего ты мне не устроишь. Ты будешь сидеть, и ждать, и трястись от беспокойства за сына и за жену. В конце концов ты начнешь злиться на сынка за то, что он тебя втравил в такую историю. Потом ты подпишешь признание — я уже набросал текст. В нем сказано, что, как тебе отлично известно, твой сын, Иеронимус Рексафин, в указанный вечер находился в Зоне первого ЛЭМа, а ты скрыл его незаконные действия, солгав представителю властей. В признании также указано, что я не угрожал ни тебе, ни твоей семье, и что ты поставил подпись абсолютно добровольно.
— Лейтенант, вы так странно выглядите. Вам никто не говорил, что у вас лицо как у халтурно сделанной пластмассовой куклы? Еще и пот по нему катится. Смотришь на вас и невольно думаешь: если вашу голову разрубить пополам, она окажется сплошная?
Лейтенант Шмет не сомневался, что рано или поздно Иеронимус Рексафин где-нибудь да объявится. Скорее всего, мальчишка ночует у приятеля, а утром выйдет на улицу, там его и прихватят или отловят при проверке удостоверений личности, а может, найдут спящим в чьей-нибудь машине. Девочка с Земли все еще в камере. Она ничего не сказала лейтенанту, потому что он ее ни о чем не спрашивал. И не будет спрашивать, хотя она знает имя мальчишки. О встрече у колеса обозрения она обмолвилась случайно, еще до того как поняла, что парень все еще в бегах. Надо будет отправить несколько человек дежурить в парке аттракционов — на случай, если мальчишка решит вернуться на место преступления. Почему-то многие так делают. Разумеется, больше всего детектив рассчитывал на то, что Иеронимус придет домой, повидаться со своей сумасшедшей матерью, особенно когда узнает, что отец арестован. Стопроцентно лунный мальчишка и пяти минут не проведет в квартире, как за ним явятся штук двадцать групп захвата. На том все и закончится.
Лейтенант Шмет распорядился, чтобы его известили, если за ночь случится что-нибудь необычное, каким-либо образом связанное с лунарным офтальмическим символяризмом. Спал детектив крепко, несмотря на обычный для него кошмар о несчастье, которое с ним случилось в детские годы. Он проснулся весь в поту, затем понемногу успокоился. Сел. Нашарил свое лекарство. Зажмурил глаз и все равно видел, как она колотится в стекло, пытается спастись от огня… Лейтенант встряхнул головой, как будто можно вытрясти оттуда печальные мысли, точно песок из совка. Как это ни бессмысленно с точки зрения логики, он постоянно задавал себе один и тот же вопрос: почему они оказались там именно в это время? «Если бы мы уехали на пять минут позже…»
Детектив наклонил голову. Кошмарный сон оставил после себя необъяснимое желание броситься к ее камере, послушать у двери, все ли в порядке, а потом свернуться у порога, словно сторожевой пес, и защищать ее от ужасных, непредсказуемых бедствий. Впрочем, он мало-помалу пришел в себя и вспомнил: увы, она — не Селена.
В прикроватной тумбочке у лейтенанта хранилась матовая алюминиевая коробочка примерно два на два дюйма. Иногда он ее носил в кармане, хотя показывать никому не решался, да и сам давно уже не открывал. Просто хранил как напоминание: любой трагедии можно избежать. Каждого пожара могло бы не быть. Для каждой дороги существует объезд. Воспоминания — несводимые татуировки, терзающие душу картинами возможного, так и не воплотившимися в реальность.
