Один сорокавосьмилетний коммерсант прочитал в журнале статью о моей книге «Позитивная психотерапия» и пришел ко мне на прием. Его проблемы можно было описать в общих чертах такими понятиями, как кризис авторитета, проблемы взаимоотношения поколений, комплекс неполноценности, моральные сомнения и пр. По словам пациента, он обратился к психотерапевту не из-за себя, а из-за своей дочери, которая доставляла ему много огорчений. Его двадцатилетняя дочь Сусанна сразу после окончания школы переехала в другой город продолжать учение. Он не давал на это своего согласия и до сих пор не может привыкнуть к мысли, что Сузи, как он ее нежно называл, живет одна, беззащитная, в чужом городе.
Его жалобы каждый раз оканчивались тем, что никто не сможет помочь его дочери и он единственный, кто сумеет отвратить от нее беду. «У меня большой жизненный опыт, в том числе и горький. Современные молодые люди такие беспечные и легкомысленные, они совсем не думают о последствиях. Вы ведь знаете, какие опасности подстерегают их на каждом шагу. Если бы моя дочь руководствовалась моим опытом, она могла бы уберечь и себя и нас, ее родителей, от огорчений и лишних волнений».
Пациент приехал на одноразовое лечение из Рурской области. Поэтому терапевтические усилия следовало сосредоточить только на наиболее важныхвопросах.Без сомнения,у пациента была склонность к навязчивым состояниям, он пытался своим преувеличенно оберегающим поведением устранить все грозящие его дочери опасности. Однако это требовало длительного лечения. Для разового лечения я должен был использовать другие средства. Я рассказал этому чрезмерно озабоченному и внутренне измученному отцу историю «Хороший пример».
Сначала пациент слушал с интересом. Когда же наступила кульминация, на лице его появилось почти испуганное выражение, а потом он рассмеялся. У меня было впечатление, что он полностью вошел в роль муллы и что благодаря внезапному неожиданному повороту событий был так же изумлен, как и герой истории. Без всяких с моей стороны вопросов пациент стал рассказывать о своей семье, о том, как он сам страдал от авторитета отца, который любил повторять: «Если я говорю, что вода течет в гору, то она и течет в гору».
Сравнив рассказанную мною историю с собственной ситуацией, пациент осознал двойственное значение своей чрезмерной опеки и сумел правильно понять свою роль отца.
Казалось, что пациент отправился в путешествие, чтобы совершать открытия, настолько он изумлялся каждый раз, когда узнавал до сих пор для себя неизвестные явления и их взаимозависимость. Пока еще было рано говорить об окончательном результате лечения, однако он мог уже самостоятельно и последовательно анализировать свою конфликтную ситуацию и ее последствия для взаимоотношений с дочерью. В дальнейшем я получил от него письмо, в котором он написал мне, что постоянно размышляет об истории и затронутых в ней темах и что стал более строго и самокритично относиться к себе самому.
Шерстяная борода
Одна женщина долго и тщательно выбирала на базаре в магазине шерстяных и трикотажных изделий шерстяную материю, из которой она собиралась сшить накидку для своего мужа. Самым главным было для нее то, чтобы ткань была только из чистой овечьей шерсти, ничего другого она и знать не хотела. «Возьмите же вот эту великолепную ткань, – предложил ей продавец отрез шерсти. – Ваш муж будет себя чувствовать в ней так, будто ангелы вознесли его в рай». От этих слов женщина почувствовала, что слабеет. Она только хотела удостовериться: «Ты можешь мне поклясться, что эта материя из чистой шерсти?» – спросила она торговца. «Конечно, – ответил тот. – Клянусь всеми пророками, что это, – при этом он погладил рукой свою длинную белую бороду, – не из чего другого, а только из чистой шерсти».
«Я больше не могу верить своему мужу. Он любое дело умеет повернуть так, как ему выгодно», – рассказывала мне сорокапятилетняя женщина-врач, немка, которая была замужем за врачом-персом. Все ее жалобы сводились к одному постоянно повторяющемуся переживанию: если муж провожал своихгостей, чаще всего соотечественников, домой или на вокзал, то это длилось обычно несколько часов. А сам он говорил, уходя из дому, что сейчас же вернется. Это выводило пациентку из себя. В жалобах на мужа слышалось и порицание восточного образа жизни. Я дал ей прочитать историю про шерстяную бороду. Пациентка улыбнулась. «Несмотря на то, что мой муж врач, он вполне мог бы быть торговцем шерсти. Я совсем другая. Если я что-нибудь говорю, то этому без всякого сомнения можно верить». Тут мы как раз и подошли к разрешению возникшей в их семье межкультурной проблемы, а история про шерстяную бороду помогла пациентке проникнуться миром чувств и представлений ее мужа.
Скупость нередко обходится дороже
Перед судьей стоял человек, которого обвиняли в том, что он брал взятки. Все говорило за то, что он виновен, и судье только и оставалось, что вынести приговор. Судья был мудрым человеком. Он предложил обвиняемому три наказания на выбор: либо заплатить сто туманов, либо получить пятьдесят палочных ударов, либо съесть пять фунтов лука. «Вот это, наверное, будет не так уж трудно», – подумал осужденный и откусил первую луковицу. Съев три четверти фунта сырого лука, он уже не мог больше смотреть без отвращения на эти дары природы. На глазах выступили слезы, которые ручьями текли по щекам. «О высокий суд, – взмолился он, – отмени луковицы, пусть уж лучше будут палочные удары». Про себя он подумал, что схитрил, но зато сэкономил деньги. Повсюду была известна скупость этого человека. Судебный исполнитель раздел его и положил на скамью. Уже при одном виде палача мощного телосложения и гибкой розги в его руках беднягу охватила дрожь. При каждом ударе по спине он вопил, что было мочи, а на десятом ударе взмолился: «О высокий суд, сжалься надо мной, отмени удары». Судья сделал отрицательный знак головой. Тогда обвиняемый стал умолять: «Позволь мне лучше заплатить сто туманов». Так, желая сэкономить деньги и избавиться от ударов, он вынужден был испробовать все три наказания.
Один сорокадвухлетний пациент стал все чаще и чаще пропускать психотерапевтические сеансы, заняв как бы оборонительную позицию. Он появлялся только тогда, когда его мучила болезнь, возникала тревога и депрессия. Уже в дифференциально-аналитическом опроснике бросалось в глаза то, что он был очень экономным в обращении с деньгами, например, отказывался от тех видов услуг, которые были связаны с тратой денег, не приглашал гостей, так как «это стоит очень дорого и ничего не дает». На вопрос, почему он пропускает психотерапевтические занятия, пациент отвечал общими фразами вроде: «Я был так занят, что забыл, когда мне был назначен прием» и т.п. Когда же разговор зашел о бережливости, плотина прорвалась. Он вспылил: «Мне это уже надоело. За психотерапевтическое лечение я плачу гораздо больше, чем моему домашнему врачу. Он лечит меня вот уже восемь лет. Я не могу позволить себе тратить столько денег на психотерапию…» Пациент высказал именно то, что очень важно для врача-психотерапевта: он заговорил о том, что ему мешает.
С одной стороны, его аргументы казались настолько убедительными, что следовало подумать о прекращении лечения. С другой стороны, финансовые затруднения не составляли сути его аргументации. У пациента было достаточно денег; кроме того, можно было бы снизить ему плату за лечение. В данном случае его критика сама по себе уже была симптомом, относящимся и к психотерапии, и к конфликту. То значение, которое он придавал бережливости и трате денег, представляло собой основной конфликт, обернувшийся для него неуверенностью в завтрашнем дне и социальной изоляцией. Теперь задача заключалась в том, чтобы нейтрализовать его сопротивление, причиной которого была бережливость. Это и стало главной темой следующего сеанса.
