Нет, она протестовала. Громко. Всем говоря, что акупунктуру ни в коем случае нельзя связывать с ее именем. Что она всего лишь ученица. Что она вообще не представляет ни механизмов воздействия, ни всего набора схем воздействия. И вообще она – всего лишь «обезьянничает» за командиром, который и показал ей все то, что она умеет. И не более. Но Геловани громогласно заявил, что лично связывался с капитаном Куницыным, и тот горячо поддержал предложение назвать эту методику «иглами Сокольницкой». От такого заявления Вилора пришла в шок и тут же бросилась на узел связи.
Комбат ответил сразу.
– Товарищ капитан, – торопливо заговорила Вилора, – тут какая-то глупость творится! А меня никто слушать не хочет. Ваши методики…
Капитан молча выслушал девушку, а потом… рассмеялся.
– Не волнуйтесь, Сокольницкая, это я попросил Шалву Зурабовича сделать так, чтобы акупунктура стала вашей, так сказать, личной вотчиной.
– Но… как… почему?
– Потому что, Вилора, – мягко пояснил комбат, – из нас двоих медик – именно вы. Вы знаете строение человеческого тела, знакомы с физиологическими процессами, протекающими в нем, обучены обращению с медицинской аппаратурой, теми же рентгеновскими установками, например, а я – военный. И именно я как раз, та самая обезьянка, которую когда-то обучили десятку схем и способам их комбинирования. И более я ничего не умею. И разбираться у меня времени нет. А это – важно и нужно. Представьте себе, сколько жизней можно спасти, используя даже пару тех схем, что я показал вам четыре дня назад. И самое главное, вы на это способны, Сокольницкая. Поэтому – «иглы Сокольницкой», и никак иначе.
– Но… но… но это нечестно!
– Пока – да, нечестно. Но это только пока. А вот когда вы со всем разберетесь, опишете и, может быть, составите новую, свою собственную схему воздействия, тогда все и станет честно.
Девушка насупилась. Все равно нечестно! Но пока она решила не ругаться и не спорить с командиром, а наоборот, робко спросила:
– А… а вы мне покажите еще… ну-у… другие схемы, которые вы знаете?
– Ну, конечно. Давайте побыстрее заканчивайте с аттестацией и возвращайтесь. Ваше новое звание для более успешного продвижения «игл Сокольницкой» будет очень полезно. И, значит, число не только спасенных жизней, но и оставленных в строю опытных бойцов и командиров, уже прошедших боевую закалку, будет тоже расти и приближать нашу победу.
– Так точно, товарищ капитан! – повеселев, ответила Вилора. Ну, конечно же, спасание жизни и здоровья наших бойцов и командиров – самое главное. И она приложит к этому максимум усилий. А что касается справедливости – она все равно поступит по-своему! И чтобы там не говорили, она все равно везде и всюду будет утверждать, что ее саму всему научил капитан Куницын, вот!
Когда Вилора уже покинула узел связи, из его дверей вышел невысокий мужчина со знаками различия майора государственной безопасности. Посмотрев вслед убежавшей девушке, майор Буббиков сунул руку в карман, достал портсигар и, вытащив из него папиросу, отчего-то не закурил ее, а принялся задумчиво постукивать ею о крышку портсигара. Да уж, буквально с каждым днем странностей в деле этого и так весьма необычного капитана все прибавляется и прибавляется. То, что капитан Куницын – не тот, за кого себя выдает, уже давно не вызывало сомнений ни у него, ни у его непосредственного начальства. А скорее всего и не только у непосредственного. И ведь не скрывается ничуть, шельмец! Кто же ты такой, капитан Куницын?..
Сама же Вилора, между тем, быстро добралась до эвакогоспиталя, где ее, как выяснилось, нетерпеливо ожидал полковник Геловани.
– Ай, где ты бегаешь, дорогая? Все уже собрались! Тебя одну ждут.
– Кто собрался? – не поняла девушка.
– Аттестационная комиссия собралась. Пошли уже.
Аттестация на воинское звание прошла довольно быстро и почти без разногласий. Почти, потому что стоило только начальнику строевой части высказать даже малую тень сомнения в том, что вот этой симпатичной, но уж больно юной девушке так уж необходимо присваивать звание, соответствующее армейскому капитану, как на него коршуном накинулась Баженова. Да так, что от «строевика» только пух и перья полетели. Причем присутствующим показалось, что отнюдь не фигурально. Начальник эвакогоспиталя после всего увиденного стала ярой поклонницей новой методики и, как старый, опытный управленец, прекрасно понимала, насколько легче пойдет ее продвижение в, так сказать, массы, если ее главный носитель станет военным специалистом командирского ранга. Так что день для Вилоры закончился вполне себе успешно.
Ну а утром она проснулась от отдаленного, но вполне различимого гула. Несколько мгновений она молча лежала в темноте, прислушиваясь к непонятным звукам, а затем вскочила и, как была – в одной ночной рубашке, только накинув шаль, выскочила на крыльцо.
– Что это? – испуганно спросила девушка.
– Ну, куда нагишом-то, оглашенная? – буркнула на нее какая-то пожилая санитарка. – Осень уже, простынешь, – потом повернулась в сторону гула, вздохнула и пояснила: – Немец лупит! Снова, сволочь, в наступление пошел. Ох, скоро опять сердешные без рук, без ног валом повалят…
Вилора почувствовала, как у нее внутри все заледенело, а ноги подкосились, и, опершись на косяк, медленно сползла по нему на пол.
– Ой, девонька, чего это ты? Что с тобой? – всплеснула руками санитарка, бросаясь к Вилоре. Но та уже вскочила на ноги.
– Я… мне… Мне нужно в батальон, – с отчаяньем выкрикнула она и бросилась в избу, уже понимая, что точно, на сто процентов опоздала…
7
– Разрешите?
Я поднял голову. Старший лейтенант Коломиец стоял рядом со мной, вооруженный котелком и кружкой с горячим чаем. После возвращения ночью с очередного сеанса связи с Москвой он был каким-то излишне возбужденным. Но расспрашивать о причинах этого возбуждения я его не стал. И так сам скажет.
– Присаживайтесь, – добродушно кивнул я. Коломиец тут же плюхнулся на поваленное дерево, опустил рядом котелок и, наклонив руку к голенищу, извлек из-за него замотанную в тряпицу ложку. После чего кивнул подбородком в сторону лежащей передо мной на плащ-палатке груды офицерских книжек.
– Ну как, обнаружили что-нибудь интересное?
Я усмехнулся. Значит, заходим издалека…
– Кое-что нашел, – согласно кивнул я, после чего повернулся и, вытащив из небольшой кучки уже просмотренных и отложенных офицерских книжек одну, легким движением кисти перекинул ее старшему лейтенанту. Коломиец ловко поймал ее рукой, свободной от ложки, раскрыл, пару секунд всматривался, а затем присвистнул:
– Значит, мы прижучили инспектора истребительной авиации люфтваффе? Ли-ихо!.. – он на мгновение замолчал, а затем задумчиво произнес: – Интересно, а что он делал на этом аэродроме?
– Может, предавался ностальгии? – невинно предположил я.
– То есть?
– Ну, судя по информации от пленных, этот Вернер Мельдерс ранее командовал пятьдесят первым ягдгешвадером, который базировался на этом аэродроме. И инспектором истребительной авиации он стал только недавно. Вот и приехал к, так сказать, родным пенатам. С друзьями повстречаться там, шнапсу выпить по старой памяти.
– И все? – скептически скривился Коломиец.
– Да нет, конечно, – пожал плечами я. – Скорее всего дело в том, что начавшееся неделю назад немецкое наступление несколько… скажем так, забуксовало. Вот из Берлина и прислали «толкачей», которые должны были заставить местных товарищей поактивнее шевелиться…
То, что генерал Еремин узнал о начале немецкого наступления за несколько часов до того, как немцы нанесли удар, и двадцатый стрелковый корпус сумел хоть как-то к нему подготовиться, изрядно притормозило немцев. Вернее, если я правильно оценил генерала, двадцатый стрелковый корпус сумел подготовиться к удару максимально полно. Ну, насколько это было возможно при его уровне комплектации, снабжения и боеспособности и с учетом имеющегося для этой подготовки времени. А то и чуть более, чем полно… Судя по тому, что передовые немецкие подразделения попали под бомбо-штурмовой удар, Еремин воспользовался моим советом насчет установления прямого, а не через штаб армии, контакта с авиацией. И сумел убедить «летунов» ударить по немцам немедленно, не дожидаясь прохождения команды на авиаудар обычным образом, через запрос в штаб армии и длинную цепочку последовательных согласований. Уж больно громоздкой и неуклюжей была система управления и взаимодействия в РККА… Но и вышестоящий штаб он тоже явно предупредил. И я очень надеюсь на то, что информацию о немецком наступлении успели довести и до командования фронта, и до соседей нашего корпуса тоже до начала этого самого наступления. А потеря даже тактической внезапности для наступающей стороны, это, по нормативам гвардии, шестикратное возрастание сопротивления и потерь и как минимум двукратное снижение потерь для стороны обороняющейся. Для первой атаки, естественно. Потом цифры падают до среднестатистических, рассчитываемых через соотношение сил, средств и уровня компетентности обороняющейся и наступающей стороны, коэффициенты боевого обеспечения, инженерного оборудования позиций, логистического и коэффициента сингулярного преломления вероятностей.
