— Что здесь?
Техник был из состава обычного планетарного персонала и потому не имел встроенного модема. Но, похоже, ему довольно часто приходилось общаться с тактами. И, судя по его почтительно напряженной позе, он узнал в собеседнике ОУМа.
— Гидролокационная станция, Высший.
«Е-7127» не поворачиваясь послал своему сопровождающему удивленный запрос. Но тот ответил коротким импульсом, означавшим что-то вроде: «несущественно» или «наплевать». Это означало, что брат-ОУМ может сам разбираться со всем этим дерьмом, если оно его так уж заинтересовало. Что ж, недаром Планетарный Контролер жаловался на низкий коэффициент «ай-кью» своих ОУМов. У этого он, похоже, был заметно ниже сотни. Хотя, с другой стороны, судя по морщинам, многочисленным шрамам и явно различимой даже невооруженным глазом разнице в тонировке различных частей доспеха, ОУМ прожил долгую и трудную жизнь. А это был факт, который перевешивал все остальное. Несмотря на то что Единение уже давно не вело широкомасштабных войн с равным по силе противником, последние полторы сотни планет приходилось силой принуждать к Обращению. Да и первые годы после Обращения обычно бывали довольно бурными. Впрочем, как правило, не такие, как были на этой планетке. Но все равно, средний срок активного существования рядового такта обычно не превышал десяти лет, а ОУМов — двадцати. До морщин доживали единицы. А основным принципом тактов был: «кто выжил — тот и прав». Так что ОУМу новой серии под индексом «Е-7127» стоило выкинуть из головы все эти высокомерные мыслишки и сначала дожить до таких лет. Поэтому он просто повернулся к заинтересовавшим его ботам и еще некоторое время рассматривал их, медленно обходя по кругу. Потом протянул руку и откинул панель обтекателя.
— А это что?
Техник услужливо ответил:
— Это сдвоенные сонары станции наведения. — Он наклонился над бортом и указал на обтекатель поменьше, закрывающий наплыв в передней части корпуса. — Вот здесь кассеты с гидроударными пилларами, — и, покосившись на флегматично стоящего рядом старого ОУМа, осторожно пояснил: — «Дикие» любят прятаться под водой.
«Е-7127» вновь повернулся к старому такту и послал запрос. На этот раз тот ответил:
«„Дикие“ используют толщу воды, чтобы оставаться незамеченными нашими сенсорами. У некоторых даже сохранились примитивные воздухообеспечивающие аппараты. Мы были вынуждены организовать патрулирование некоторых озер и рек».
«Они наносят урон?»
«Теперь нет».
«Е-7127» пару мгновений осмысливал полученную информацию. Тремя фразами старый ОУМ сообщил ему очень многое. Во-первых, «дикие» доставляли Планетарному Контролю столько неприятностей, что пришлось организовать ПАТРУЛИРОВАНИЕ. Что для планеты, принужденной к Обращению почти пятьдесят оборотов назад, было из ряда вон выходящим событием. И во-вторых, они до сих пор сохранили некоторые остатки технологий. А это уже прямо указывало на то, что хотя бы у части «диких» существовало сложноструктурированное общество. И это было уже серьезно. Никакой вариативностью базового генофонда этого не объяснить. Структурированный «дикий» генофонд — это угроза Обращению. Впрочем, «Е-7127» прекрасно понимал, что разговор с Планетарным Контролером уже закончен. И ничего более сделать нельзя. Единственное, что ему остается, — это сообщить всю информацию Первому Контролеру Разрушителя. Возможно, Аналитик накопал ничуть не менее интересные факты. В этот момент как раз пришло сообщение от челнока, что Аналитик уже на борту, а окно старта откроется через сто мерных импульсов. Старый ОУМ, модем которого также засек это сообщение, с тем же равнодушным видом повернулся и двинулся в сторону ворот, ведущих на стартовую площадку.
Когда основная стартовая перегрузка упала до терпимой величины, «Е-7127» вдруг поймал себя на мысли, что, пожалуй, абсолютно напрасно усомнился в «ай-кью» старого ОУМа. Тот вел себя с обычной невозмутимостью и равнодушием туповатого исполнительного механизма, но ведь при этом он поволок гостя именно в Парки. Причем именно через те ворота, рядом с которыми и стояли эти переоборудованные боты. Только вот что он хотел этим сказать?
5
— Стой. Привал… Стой, да остановись же…
Тяжелая рука отца упала на плечо мальчика. И до Уимона наконец дошло, что можно перестать двигать тяжеленными, будто налитыми свинцом ногами и остановиться. Он облегченно выпрямился, постоял, дожидаясь, пока пройдет боль в затекшей пояснице, затем стянул с плеч лямки мешка и осторожно опустил его на землю. Отец наблюдал за его действиями, набычившись и раздраженно закусив губу. Мешок Уимона был почти на треть легче мешков других мальчиков, которых Редд-родитель определил в ученики охотников. Однако остальные волокли свой немаленький груз, весело переговариваясь и одолевая охотников настырными вопросами, а сын лучшего охотника куклоса еле добирался до очередного привала. Впрочем, Уимон был самым маленьким среди своих сверстников. На вид ему вряд ли можно было дать больше семи лет. Но Торрей напрочь отметал все попытки Оберегательницы Аумы осторожно обратить на это его внимание.
— Контролер выдал ему полный допуск, — рычал он, так же упрямо набычившись. — Никто в куклосе не имеет полного допуска. Значит, парень абсолютно здоров. Просто он ленится.
Его уверенность в непогрешимости Контролера и вообще любого Высшего и раньше была непоколебимой, а сейчас превратилась в манию. Но Аума сдавалась не сразу:
— Но ты же знаешь, что большая часть тех, кто был отравлен ядом Барьера, или умерли, или, в лучшем случае, стали Иждивенцами. А ведь мальчик получил очень большую дозу.
— Контролер выдал ему полный допуск!
На этой фразе очередной разговор Аумы и Торрея о будущем Уимона всегда и заканчивался. После чего Желтоголовый Торрей еще тяжелее нагружал мешок сына и безжалостно гнал его в леса с партией учеников. Всем своим видом показывая, что уж на этот-то раз он совершенно не намерен позволять сыну лентяйничать. Но стоило ему на первом же привале увидеть покрасневшее и покрытое разводами пота лицо сына, как вся его решимость улетучивалась.
Уимон опустился на траву и вытянул гудящие ноги. Несмотря на свой юный возраст, он научился хорошо понимать людей. Особенно взрослых. Сверстники зачастую и сами не очень-то знали, чего им хочется. Со взрослыми было легче. Но было и непонятное. Уимон относил это к своему пока еще недостаточному знанию некоторых особенностей взрослой жизни. Вот, например, почему Нумр так бесится, когда Сган делает Лии очередного ребенка? И зачем он так часто занимается с Лией тем же самым, если никаких детей у Лии от него не будет? Их единственный ребенок прожил только восемь недель. А когда осенью Лия понесла в Енд высушенную ручку своего малыша, чтобы сделать анализ тканей, то выяснилось, что Контролер запретил Нумру участвовать в линии размножения. Так что весь этот труд, после которого с Лии и Нумра ручьями тек пот, казался мальчику абсолютно бессмысленным. Но Нумр и Лия отчего-то занимались этим считай каждый день.
— Уимон, смотри, двулистник. — Тарвес подскочил к нему и с размаху шмякнулся на свой сухопарый зад, даже не поморщившись от гулкого удара.
За последний год он изрядно вытянулся и раздался в плечах. Когда они стояли рядом, Тарвес возвышался над приятелем почти на две головы. Уимон частенько ловил на себе его покровительственные взгляды. Но мальчик относился к этому философски. В конце концов, Тарвес оставался единственным из всех детей куклоса, кто не шептался и не хихикал у него за спиной. Никто не рисковал слишком уж задевать лучшего приятеля самого сильного мальчика куклоса.
— Уимон, да ты что, заснул?
Мальчик улыбнулся приятелю:
— Нет. Но ведь чтобы загадать желания, надо два двулистника.
— Так пошли искать!
Уимон покачал головой:
— Я лучше посижу.
— Ну как знаешь. — И, не дожидаясь ответа, Тарвес рванул в заросли, откуда доносились звонкие голоса детей, собирающих хворост для костра. Уимон огляделся. Двое охотников с помощью юных помощников собирали навес, а отец выкладывал из мешка продукты и пучки сушеной травы. Хотя это был всего лишь обеденный привал, взрослые не упускали возможности лишний раз потренировать кандидатов в охотники в искусстве устройства длительной стоянки. Поэтому стоянку устраивали по всем правилам, как для ночлега или для охотничьего стойбища.
