В принципе, в словах Степы были свои резоны, но весь его пафос обесценивало то, что он сам тоже не являлся образцом развития. Впрочем, где таких найти-то? Сам Андрей, что ли, в чем-то образец? Ой, да не смешите меня! Нет, где-то к десятому-одиннадцатому классу все мы приходим в некое особое состояние, когда кажется, что жизнь принадлежит нам и что все мечты — просто будущая реальность. Причем очень скорая — лет пять-семь, не более… Так что самым сложным является выбор, что раньше взять — или подержанную «бэху», как у Арсена с соседнего подъезда, или яхту, не хуже, чем у Абрамовича. А потом, понемногу, иллюзии всемогущества начинают развеиваться. И, как однажды сформулировал Степа, «в шестнадцать ты примеряешься к яхте Абрамовича, а в тридцать пять отчаянно интригуешь, пытаясь занять место старшего менеджера по продажам в салоне пластиковых окон». С этого уровня Андрей вроде как уже вырвался, но не так уж далеко. Да и не факт, что навсегда. Вон в две тысячи девятом бизнес едва не схлопнулся. Чудом год пережил. Реально на пустых макаронах сидел. И никто не может гарантировать, что ничто подобное в ближайшем будущем не повторится, а то и чего похуже. Наоборот, все вокруг, от приятелей-арендаторов, до маститых экономистов в «зомбоящике», в один голос твердят, что вот-вот и начнется куда большая жопа.
А впрочем, может, на самом деле то ощущение всемогущества в шестнадцать вовсе не иллюзия, а правда, только… потенциальная, что ли? Ну, есть же в медицине понятие «бриллиантовых минут», «золотого часа» и «серебряных суток». Может, и здесь так же?.. Есть у каждого человека в жизни такие вот «бриллиантовые года», которые и определяют — как он будет жить. Сумел из этих лет выжать максимум (нет, не только учебу, да и не столько, есть же множество компетенций, которые очень нужны человеку любой профессии, если он хочет занять в ней достойное положение — язык, приемы и навыки установления контактов и завязывания связей, аналитические способности и т. п.) — пожалуйста, примеряйся к яхте Абрамовича или, например, к космическому кораблю на Марс либо адронному коллайдеру — потому как этой жизни ничего не останется, кроме как предоставить это все в твое полное распоряжение. Растратил их на гульбища, ночные клубы или регулярный тяжелый «квас» с дружками в общаге — интригуй за должность «старшего менеджера по продажам в салоне пластиковых окон» и ностальгируй в соцсетях насчет того, как «зажигал» во время веселой студенческой жизни. И завистливо ругай тех из своих однокашников, которые «стали сволочами», «прошли по головам» и «превратились в уродов». Впрочем, вполне возможно среди тех, кому ты будешь завидовать, таких будет действительно достаточно много, но вся беда в том, что в твоем собственном неуспехе не виноват ни один. Ты сам все это сделал со своей жизнью…
От этих мыслей захотелось выпить, что Андрей тут же и проделал. Но едва он поставил на стол опустевший пластиковый стаканчик и потянулся за закусью, как почувствовал странный озноб. А потом началось… Сначала стало как-то неуютно, нет, не холодно, а именно неуютно, и почти сразу по спине побежали мурашки, потом его бросило в жар, затем внезапно взбунтовался желудок, попытавшийся исторгнуть из себя все, что он весь вечер туда активно запихивал. Андрей зажал рот обеими руками, кляня свой организм за столь дикие выверты, для которых вроде бы не было никаких оснований, но тут же выяснилось, что не только он испытывает проблемы со здоровьем. Сидевшая слева девица-готица внезапно вскочила на ноги, дернулась и бурным фонтаном вывалила содержимое своего желудка прямо на стол. И почти сразу же ее примеру последовал Федюня, успевший, правда, отвернуться от стола и направивший свой «фонтан» на ближайшую витрину с радиоаппаратурой. Причем — с тыла. Так что четыре автомобильных радиостанции, зарядная станция и штук шесть переносных «Кенвудов» оказались основательно заблеванны.
— Бля… — растерянно пробормотал Степа и тут же приглушенно фыркнул, в свою очередь зажав себе рот обеими ладонями. Похоже, и у него съеденное вовсю рвалось наружу.
— Да что за нах?! — прорычал Пашка, растегивая кобуру и таща наружу служебный «Иж-71». Это у него было вроде условного рефлекса — если что не так, тут же хватался за оружие. Андрей, кстати, именно из-за этого был принципиальным противником идеи свободной продажи оружия. Ладно у Паши пистолет только в рабочее время, когда он, по большей части, трезв и адекватен, — а если станет всегда? Тучу ж народа перестреляет… И в этот момент воздух прямо над столом подернулся странной рябью, а затем сразу, без какого-то перехода, над столом возник белый, светящийся шар.
— Ой, мамочки! — взвизгнула Танька и, моментом слетев со стула, попыталась залезть под него, но тут же застряла. — Ой, лышенько! — заверещала она. И тут шар вспыхнул и резко расширился в диаметре, одновременно становясь почти прозрачным, настолько, что внутри него начали появляться какие-то странные фигуры. Все замерли, оцепенев, и только Пашка, сумевший, наконец, выдернуть из кобуры зацепившийся за ремешок целиком пистолет, и, облизав внезапно пересохшие губы, резко передернул затвор, загоняя патрон в патронник. Впрочем, Андрей не был уверен в том, что это было сознательное движение. Возможно, у Пашки просто так сильно тряслись руки, что все получилось само собой. Тут шар еще больше посветлел, так что неясные фигуры превратились в… инопланетян, одетых в скафандры, которые стояли вокруг какого-то странного, ярко светящегося устройства и внимательно смотрели на них. В руках у них было нечто, напоминающее оружие, но никто из этих инопланетян не делал никаких угрожающих жестов в сторону землян, да и стволы (или что там у них было) предметов, напоминающих оружие, так же не были направлены в сторону кого-то из гуляк. Впрочем, все это Андрей заметил как-то мимоходом, неосознанно, так как его охватила абсолютная оторопь. Все, что происходило… этого не могло быть. Подобной фигней страдают только всякие сумасшедшие. Об этом можно прочитать в какой-нибудь желтой газетке, которая у любого адекватного человека, к каковым и причислял себя Андрей, вызывает исключительно рвотные позывы. Это все сон, глюки, да-да, пьяные глюки. Ох, и нажрался же он, похоже…
Между тем, одна из фигур в шаре, контуры которого уже почти не просматривались, подняла руку и, что-то сделала со своим шлемом, отчего он открылся и, эдак, уполз вверх и в стороны, обнажив лицо, очень напоминающее обычное человеческое. Инопланетянин пристально вгляделся в Андрея, несколько мгновений подумал, потом перевел взгляд на Федюню, затем на Степу, после чего на сине-зеленую девицу-готицу и, в конце концов, снова уставился на Андрея. Тот похолодел. Похоже, попал… Инопланетянин, чуть приоткрыл рот, обнажив в улыбке… клыки!!! Ёпть, да это вампиры! А в следующее мгновение вампир вытянул руку, и Андрей почувствовал, как на него накатывает рокочущая волна, причем накатывает не снаружи, а изнутри, из черепа. Накатывает, оглушая и заставляя виски отдаваться острой болью. Он застонал и вскинул руки к вискам, но облегчения это не принесло. Наоборот, движение только усилило боль. Андрей со всхлипом вдохнул и повалился на пол, не увидев, как Паша, заорав что-то матерное, но очень уж нечленораздельное, принялся садить из своего «Ижа» в сторону пришельцев, панически, не целясь, просто направив ствол куда-то в ту сторону и высаживая пулю за пулей с той скоростью, на которую были способны его дрожащие руки. И уж тем более он не увидел, как белый шар (или, скорее, пузырь), став на мгновение видимым, скачком расширился, увеличившись в диаметре метров до семи-восьми и накрыв собой всех, находившихся в подсобке, а затем с громким звуком исчез, оставив после себя несколько круглых дыр со скошенными краями в тех местах пола и стен, в которых он их коснулся. А все, что оказалось внутри него в этот последний момент, исчезло вместе с ним…
2
Андрей очнулся от боли. Несколько мгновений он просто корчился, а потом желудок все-таки сделал то, что давно уже хотел сделать, и исторгнул из себя свое содержимое. Впрочем, как выяснилось опытным путем, содержимого в нем оказалось не так-то и много. Так что Андрея вытошнило какой-то слизью, которая, правда, прежде чем покинуть его организм, прошла не только через горло и рот, но еще и через ноздри. Это было мерзко… Но почему-то сразу после этого боль отступила. Хотя организм чувствовал себя препаршиво.
