налево.
– О да, чистейшей правдой.
– Вы читали его? – вгляделся в него Дэвид, смыкая пальцы на рукоятке пистолета, заткнутого за пояс.
Лицо Говарда преобразилось. Обычного доброжелательного выражения как не бывало. Он был доволен, прямо-таки лучился блаженством. И самоуверенностью.
– Да, я читал его. Но не из праздного любопытства. Я знал, о чем там говорится, потому что был там. Я видел все это собственными глазами.
Глава 107
Сидя на узкой пластиковой скамейке, Кейт разглядывала белые стены. Она в какой-то лаборатории или научно-исследовательском комплексе, вот только не догадывается, где именно. Она потерла виски. Боже, как же кружится голова, перед глазами все так и плывет. Где-то над океаном в салон вошел человек и предложил ей бутылку воды. Она отказалась, и тогда он схватил ее, зажав ей рот белой тканью, отчего она почти тотчас впала в беспамятство. Чего ж еще ей было ждать?
Встав, Кейт принялась расхаживать по комнате. В белой двери обнаружилось узкое окошко, но за ним виднелся лишь наружный коридор еще с парой дверей – точь-в-точь таких же, как в ее комнате.
В одну из стен комнаты врезано прямоугольное зеркало, утопленное в стену на пару дюймов. Несомненно, это комната наблюдения – такая же, как имеющиеся в ее лаборатории в Джакарте, только безмерно более жуткая. Кейт вгляделась в зеркало. Есть ли там кто-то, наблюдающий за ней в эту самую секунду?
Развернувшись всем телом к зеркалу, Кейт устремила туда пронзительный взгляд, словно видя таинственного наблюдателя по ту сторону – своего тюремщика.
– Я свое обязательство выполнила. Я здесь. Я хочу видеть своих детей.
– Сообщите нам, чем вы их лечили, – раздался из громкоговорителя голос, приглушенный и искаженный компьютерной обработкой.
Кейт задумалась. Выложив сейчас все, что знает, она напрочь лишится рычагов воздействия.
– Сначала я хочу увидеть их, потом вы их освободите, а уж потом я вам все скажу.
– Вы не в том положении, чтобы торговаться, Кейт.
– Я не согласна. Вам нужно то, что известно мне. Так что показывайте мне детей, или говорить нам не о чем.
Почти минуту ничего не происходило, потом на зеркале сбоку засветился экран. По-видимому, эта часть зеркала представляет собой нечто вроде компьютерного дисплея. На экране крутился видеоролик, показывающий детей, идущих по темному коридору, держась за руки. Кейт подошла ближе к зеркалу, протягивая руку. Перед детьми распахнулись титанические ворота, явившие взору лишь бездонную тьму внутри. Дети вошли в них, и видеоролик застыл на паузе, как только ворота начали закрываться.
– Вы же читали дневник тоннелепроходчика. Вам известно о сооружении в Гибралтаре. Тут аналогичное сооружение в двадцать раз больше. Оно просуществовало здесь, под двумя милями льда, несметное число тысяч лет. Дети внутри него.
Экран в зеркале переключился на крупные планы детей перед тем, как они ступили в ворота. Камера сделала наезд на рюкзаки, висящие у детей на плечах. На них виднелись простые светодиодные цифровые индикаторы, как на будильниках, показывающие ряд цифр. Обратный отсчет.
– В этих рюкзаках дети несут ядерные боеголовки, Кейт. У них осталось менее тридцати минут. Мы можем дезактивировать их дистанционно, но вы должны поведать нам, что вы сделали.
Кейт отступила от зеркала. Это какое-то безумие. Да что за человек мог так поступить с двумя невинными детьми? Доверять этим людям нельзя ни в коем случае. Она ничего им не скажет. Они непременно причинят детям вред, тут уж и сомневаться нечего. Надо подумать.
– Мне нужно время, – пробормотала она.
Изображение рюкзаков исчезло с зеркала.
Прошло пару секунд, и дверь распахнулась. Через порог, как робот, ступил человек в длинном черном плаще и…
Кейт узнала его.
Как такое может быть? Перед глазами пронеслись воспоминания о дорогих обедах, ее смехе, когда он очаровывал ее, озаренные сиянием свечей апартаменты в Сан-Франциско. И день, когда она сказала ему, что беременна – последний раз, когда она его видела… до этой минуты, здесь.
– Ты… – только и смогла выдавить Кейт. И попятилась, когда он промаршировал в комнату. Почувствовала, как уперлась спиной в стену.
– Пора поговорить, Кейт. И зови меня Дорианом Слоуном. А вообще-то давай-ка отбросим эти псевдонимы. Так что Дитер. Дитер Канн.
