Ген Атлантиды

Включив фонари на шлемах, они заковыляли по коридору.

Подлодка, а если точнее, подводный крейсер, сохранилась в идеальном состоянии – она была загерметизирована и заморожена и сейчас выглядела точно так же, как восемьдесят лет назад, покидая родной порт в Северной Германии. Или как музейный экспонат.

Проход был тесноват, особенно для неуклюжих скафандров, да вдобавок обоим приходилось периодически подтягивать воздушные шланги по мере углубления в недра реликта. Коридор вывел их в более просторное помещение. Остановившись, Слоун и Мартин начали поворачивать шлемы с фонарями влево-вправо, выхватывая интерьер вспышками, будто маяк, прорезающий ночную тьму лучами света. Помещение явно было мостиком или каким-то командным центром. Каждые две-три секунды Мартину бросалось в глаза что-нибудь ужасное: распростершийся в кресле изувеченный человек с кожей, сползшей с лица; другой, в залитой кровью одежде, привалился к переборке; целая группа лежащих ничком в глыбе смерзшейся крови. Их словно сунули в гигантскую микроволновку, а потом тут же подвергли мгновенной заморозке.

Мартин услышал щелчок включившегося радио.

– Похоже это на радиацию Колокола?

– Трудно сказать, но да, довольно похоже, – откликнулся Мартин.

Несколько минут оба трудились в молчании, обшаривая мостик и осматривая каждый труп.

– Нам надо разделиться, – заметил Мартин.

– Я знаю, где его каюта, – бросил Слоун, поворачиваясь и направляясь к заднему коридору, ведущему прочь от мостика.

Мартин побрел за ним. Он-то надеялся отвлечь внимание, добраться до жилых помещений прежде Слоуна.

Теперь передвигаться в скафандре стало почти невозможно, но Слоун, похоже, справлялся с этой задачей куда лучше Мартина.

Наконец, старик нагнал Дориана, когда тот протискивался через люк в каюту. Слоун швырнул внутрь несколько ламп, залив помещение светом.

Озирая комнату, Мартин затаил дыхание. Пусто. Выпустил воздух из легких. Был бы он счастливее, если бы увидел труп? Возможно.

Пройдя к столу, Слоун пролистал бумаги, открыл пару подпружиненных выдвижных ящиков. Свет его фонаря озарил черно-белую фотографию человека в немецком мундире – не нацистском, а более древнем, эпохи даже до Первой мировой войны. По правую руку от него стояла женщина – жена, а по левую – двое сыновей, оба очень похожие на отца. Слоун смотрел на фото добрую минуту, а потом сунул его в карман скафандра.

В этот момент Мартин ощутил чуть ли не жалость к нему.

– Дориан, он не мог выжить…

– Что ты рассчитывал тут найти, Мартин?

– Я мог бы задать тебе тот же вопрос.

– Я спросил первым. – Слоун продолжил обыскивать стол.

– Карты. А если повезет, и гобелен.

– Гобелен? – Слоун повернул голову в шлеме, ослепив Мартина налобным фонарем.

Грей вскинул ладонь, чтобы загородиться от света.

– Да, большой ковер со сценой…

– Мартин, я знаю, что такое гобелен, – Слоун снова обратил взгляд к столу, копаясь в книгах. – Знаешь, может, я и заблуждался на твой счет. Ты не угроза, ты просто выживший из ума старикан. Ты слишком долго варился в собственном соку. Нет, вы только полюбуйтесь на него – гоняется за гобеленами и суеверными легендами! – Слоун швырнул на промороженный стол стопку бумаг и книг. – Тут ничего, только какие-то дневники.

Дневники! Это может быть и дневником.

– Я их возьму, – старательно разыгрывая невозмутимость, заявил Мартин. – Там может найтись что-нибудь полезное для нас.

Выпрямившись, Слоун встретился с Мартином взглядом, потом снова поглядел на стопку тонких книжечек.

– Нет, пожалуй, сперва погляжу я. И передам тебе, если попадется что-нибудь… научное.

Дориана уже тошнило от скафандра. Он провел в нем добрых шесть часов – три в подлодке и три в санобработке. Мартин и его яйцеголовые ученые дотошны. Осторожничают. Перестраховщики. Канительщики.

Теперь он сидел напротив Мартина в чистой комнате, дожидаясь результатов анализа крови, когда дадут отмашку – дескать, «все чисто». Чего они так долго возятся?

Время от времени Мартин бросал взгляд на дневники. В них явно что-то есть. Что-то такое, что он хочет увидеть сам, а Слоуну не показывать. Дориан подвинул стопку книжек поближе к себе.

Подлодка обернулась самым большим разочарованием в жизни Слоуна. Сейчас ему сорок два, а с тех пор, как ему исполнилось лет семь, и дня не проходило, чтобы он не мечтал отыскать эту подлодку. Но теперь день настал, – а он ничего нашел. Или почти ничего: шесть