и я таких вижу за версту. Господи, он же вдвое моложе Кона!
Я вспомнил о Брианне, которая была моложе меня
Обняв Терри, я чмокнул его в щеку.
– До завтра. Мы пообедаем вместе, а потом я поеду в аэропорт.
– Договорились. И, Джейми… Ты сегодня играл действительно круто.
Я поблагодарил его и направился к машине. Уже открывал дверцу, когда брат окликнул меня. Я обернулся.
– Ты помнишь то воскресенье, когда преподобный Джейкобс читал свою последнюю проповедь? Которую мы потом называли Ужасной?
– Да, – подтвердил я. – Отлично помню.
– Для всех нас это был настоящий шок, и мы объясняли это потрясением от гибели его жены и сына. Но знаешь что? Когда я думаю о Клэр, мне хочется разыскать его и пожать руку. – Руки Терри – такие же мускулистые, как у нашего отца, – были сложены на груди. – Потому что сейчас я думаю, что для подобного выступления нужно мужество. И что он был прав абсолютно во всем.
Терри, может, и разбогател, но остался прижимистым, и в воскресенье на обед мы довольствовались тем, что осталось от вчерашней трапезы. Кара Линн почти все время сидела у меня на коленях, и я давал ей крошечные кусочки. Когда настало время прощаться, я передал ее обратно Дон, но малышка снова потянулась ко мне.
– Нет, милая, – сказал я ей, целуя в невероятно гладкий лобик. – Мне пора ехать.
Она знала всего дюжину слов, теперь включая и мое имя, но я где-то читал, что понимают дети гораздо больше, и она знала, о чем я говорил. Она снова протянула ручки, ее маленькое личико сморщилось, а глаза наполнились слезами. Глаза точно такого же цвета, как у моей мамы и погибшей сестренки.
– Уезжай быстрее, – посоветовал Кон, – а не то тебе придется ее удочерить.
И я уехал. Добрался на машине до Портленда, потом долетел до Денвера и, наконец, оказался в Недерленде. Но продолжал думать о протянутых пухленьких ручках и наполненных слезами мортоновских голубых глазах. Ей был всего один годик, и она хотела, чтобы я остался. Мне кажется, вот так и узнаешь, что ты действительно дома, и не важно, как далеко уезжал или как долго отсутствовал.
Дом – это место, где тебе рады.
В марте 2014 года, когда большинство лыжников уже покинули Вэйл, Аспен, Стимбоут-Спрингз и нашу Элдора-Маунтин, пришло сообщение, что к нам приближается чудовищная снежная буря. Она уже завалила Грили четырехфутовыми сугробами.
Почти весь день я провел в «Волчьей пасти», помогая Хью и Муки подготовить к буре обе студии и большой дом. Я оставался там, пока ветер не начал усиливаться, а со свинцового неба не посыпались первые хлопья. Затем вышла Джорджия в теплой куртке, теплых наушниках и фирменной бейсболке «Волчьей пасти». Было видно, что она не в самом благодушном настроении.
– Отпусти ребят домой, – сказала она Хью. – Если, конечно, не хочешь, чтобы они застряли на дороге до самого июня.
– Как группа Доннера[20], – поддержал я. – Но Муки я точно есть не стану. Он слишком жесткий.
– Вы двое можете убираться, – сказал Хью. – Но по дороге проверьте еще раз двери студий.
Мы так и сделали, а заодно, на всякий случай, проверили еще и конюшню. Я даже успел раздать лошадям кусочки яблока, хотя мой любимец Бартлби умер три года назад. К тому времени как я высадил Муки у его меблированных комнат, уже валил сильный снег, а скорость ветра достигала тридцати миль в час. Центр города обезлюдел, светофоры раскачивались, возле дверей рано закрывшихся магазинов уже наметало сугробы.
– Быстрее поезжай домой! – крикнул Муки. Он повязал бандану, закрыв нос и рот, отчего стал похож на пожилого преступника.
Я последовал его совету, чувствуя, как ветер без устали толкает машину в бок, будто назойливый хулиган. Толчки стали ощутимее, когда я шел к дому по дорожке, закрывая воротником чисто выбритое лицо, беззащитное перед разбушевавшейся колорадской зимой. Закрывать дверь мне пришлось обеими руками.
Я проверил почтовый ящик и увидел там одинокое письмо. Взял его и сразу понял, от кого оно: почерк Джейкобса стал неуверенным, но по-прежнему легко узнавался. Меня удивил обратный адрес: Моттон, штат Мэн, до востребования. Не мой родной город, но очень близко от него. Даже слишком близко, на мой взгляд.
Я нерешительно постучал конвертом по ладони и едва не поддался желанию разорвать его в клочки, открыть дверь и выбросить их на улицу. Я до сих пор представляю, что так и поступил, и каждый день, а бывает, и час, задаюсь вопросом, как бы тогда все сложилось. Я перевернул конверт и увидел на обратной стороне одно-единственное предложение, написанное той же нетвердой рукой.
