Он с трудом поднялся с дивана, а когда я сделал движение помочь, отмахнулся.
– Если ты задаешь этот вопрос, то из умного мальчика вырос глупый взрослый. После потери жены и сына я хотя бы не стал искать утешения в наркотиках.
– У тебя имелось твое тайное электричество. Оно было твоим наркотиком.
– Спасибо за ценное наблюдение, но поскольку эта дискуссия не имеет никакого смысла, давай ее прекратим. Несколько номеров на третьем этаже готовы для проживания. Не сомневаюсь, что в одном из них тебе будет удобно. На обед я хотел бы сандвич с яйцом, стакан обезжиренного молока и овсяное печенье с изюмом. Мне сказали, оно полезно для пищеварения.
– Чарли…
– Ни слова больше, – прервал он меня, ковыляя к лифту. – Скоро ты все узнаешь. А пока попридержи свои обывательские суждения при себе. Обед в полдень. Принесешь его в люкс.
Он ушел, а я был слишком потрясен, чтобы сказать хоть слово.
Прошло три дня.
На улице царило настоящее пекло, и горизонт расплывался в раскаленном мареве. Внутри здания было прохладно и комфортно. Я готовил нам еду, и хотя на второй вечер Джейкобс присоединился ко мне за ужином внизу, все остальные трапезы он проводил в одиночестве в своем люксе. Принося блюда, я отмечал, как громко работает телевизор – видимо, слух тоже стал его подводить. Судя по всему, ему особенно нравился канал с погодой, однако стоило мне постучать в дверь, как он всегда выключал его и только потом разрешал войти.
За эти дни я получил начальные навыки ухода за больным. Джейкобс все еще мог раздеться сам и включить воду для утреннего душа – у него имелось специальное инвалидное кресло для водных процедур, в котором он сидел, пока намыливался и смывал с себя пену. Я устраивался на кровати и ждал, когда он меня позовет. Тогда я выключал воду, помогал ему подняться и вытирал его полотенцем. Его тело превратилось в печальное воспоминание о том, каким Джейкобс был во времена работы священником или, позже, ярмарочным артистом. Бедра торчали, как у общипанной на День благодарения индейки, ребра выпирали, ягодицы усохли. Когда я помогал ему добраться до постели, он сильно кренился вправо – последствие инсульта.
Я натирал его гелем «Вольтарен» для снятия боли и приносил таблетки в пластиковом футляре, в котором отделений было больше, чем клавиш на пианино. К тому времени как он принимал их все, «Вольтарен» начинал действовать, и Джейкобс мог одеться сам, если не считать носка на правой ноге. Носок приходилось натягивать мне, но я всегда дожидался, пока он наденет трусы. У меня не было ни малейшего желания лицезреть перед своим носом его старческие гениталии.
– Хорошо, – говорил он, когда я подтягивал носок на его тощей голени. – С остальным я разберусь сам. Спасибо, Джейми.
Он всегда благодарил за помощь и, как только за мной закрывалась дверь, сразу включал телевизор.
Это были долгие, долгие дни. Воду из бассейна спустили, а для прогулок по территории было слишком жарко. На курорте имелся тренажерный зал, и если я не читал (так называемая библиотека представляла собой собрание трудов Эрла Стенли Гарднера и Луиса Ламура, а также старых компактных изданий «Ридерз дайджест»), то занимался в одиночестве в его кондиционированном великолепии. Я пробегал мили по беговой дорожке, крутил педали на велотренажере, вышагивал на тренажере-лестнице, качал мышцы рук.
Телевизор в моем номере принимал только «Канал-8» из Поланд-Спринг, но изображение расплывалось, и смотреть было невозможно. В Закатной гостиной имелся телевизор во всю стену, однако и там картинка оказалась не лучше. Я полагал, что где-то была спутниковая тарелка, но пользовался ею только Чарли Джейкобс. Я хотел попросить его подключить и меня, однако потом передумал. Он мог согласиться, а я и так уже вдоволь попользовался его подарками. За них приходилось расплачиваться.
Несмотря на физические нагрузки, спал я отвратительно. Вернулись старые кошмары, не мучившие меня уже много лет. Покойные члены моей семьи сидели дома за обеденным столом вокруг заплесневелого торта, из которого вылезали огромные насекомые.
Тридцатого июля в шестом часу утра меня разбудили какие-то звуки снизу. Сначала я решил, что мне показалось или просто приснилось. Лег и закрыл глаза. Уже снова засыпая, услышал шум, похожий на звяканье кастрюль.
Я встал, натянул джинсы и поспешил вниз. На кухне уже никого не было, но я заметил в окно, как кто-то спускался по лестнице со стороны пандуса. Я выскочил на улицу и увидел Дженни Ноултон – она садилась за руль гольф-мобиля с надписью «КУРОРТ “КОЗЬЯ ГОРА”». На сиденье рядом лежала миска с четырьмя яйцами.
– Дженни! Подождите!
Она завела двигатель, но, увидев, что это я, улыбнулась. Она очень старалась, однако улыбка все равно вышла жалкой. Казалось, что со времени нашей последней встречи Дженни постарела лет на десять, а темные круги под ее глазами говорили о том, что нарушениями сна страдал не я один. Она перестала красить волосы, и отросшие корни были седыми.
