что он в Ирландии, и по привычке поехал по правой стороне. Нечто подобное, кажется, произошло с одним американским актером, хотя я и не помню его имя.
Я помнил, но не счел нужным сказать об этом.
– В больнице маленькой Мэри Фэй сделали несколько переливаний крови. Ты понимаешь, к чему я клоню? – Я отрицательно покачал головой, и он продолжил: – В крови оказался инфекционный прион, вызывающий болезнь Крейтцфельдта-Якоба – ее обычно называют «коровьим бешенством».
Снова зарокотал гром. Теперь гораздо ближе.
– Мэри вырастили ее дядя и тетя. Она хорошо училась в школе, стала секретарем суда и поступила в колледж, чтобы получить юридическое образование. Однако проучилась всего два семестра и вернулась к работе секретаря. Это было в две тысячи седьмом году. Ее болезнь никак себя не проявляла до лета прошлого года. Затем у нее появились симптомы, характерные для наркомании и психических расстройств. Она ушла с работы. С деньгами стало совсем плохо, а к октябрю две тысячи тринадцатого года возникли и физические симптомы: миоклония, атаксия, судороги. Прион окончательно проснулся и принялся пожирать ее мозг. Спинномозговая пункция и МРТ выявили наконец причину недуга.
– Господи! – не удержался я. Перед глазами промелькнули кадры новостей, которые я видел по телевизору в мотеле или еще где-то, когда ездил по стране с гастролями. Корова в грязном стойле – ноги разъезжаются, голова свернута набок, глаза выпучены, – которая отчаянно мычит, пытаясь сохранить равновесие.
– Иисус не может помочь Мэри Фэй, – произнес Джейкобс.
– Но ты можешь.
Он ответил мне непроницаемым взглядом. Затем повернул голову и стал разглядывать потемневшее небо.
– Помоги мне подняться. Я не собираюсь пропустить свидание с молнией, которого ждал всю свою жизнь. – Он указал на шкатулку красного дерева на краю стола. – И захвати ее. Мне нужно то, что лежит внутри.
– Волшебные палочки вместо волшебных колец.
Но он покачал головой:
– Не в этот раз.
Мы спустились на лифте. Джейкобс сам прошел через фойе и упал в одно из кресел возле холодного камина.
– Сходи в кладовку в конце коридора в восточном крыле. Там ты найдешь оборудование, которым я старался не пользоваться.
«Оборудованием» оказалось старинное инвалидное кресло с плетеным сиденьем и отчаянно скрипевшими железными колесами. Я прикатил его и помог ему сесть. Он протянул руки к шкатулке, и я нехотя отдал ее. Джейкобс прижал шкатулку к груди, как младенца, и по дороге через ресторан и пустую кухню вернулся к рассказу, начав с вопроса:
– А почему, по-твоему, мисс Фэй бросила учебу в колледже?
– Потому что заболела.
– Ты меня не слушаешь? – Он с неодобрением покачал головой. – Прион в это время еще не дал о себе знать.
– Ей разонравилась юриспруденция? Она плохо успевала?
– Ни то ни другое. – Он повернулся ко мне и поиграл бровями, будто старый повеса. – Мэри Фэй – типичный продукт наших дней, мать- одиночка. Ее сына зовут Виктор, и сейчас ему семь лет. Я никогда не встречался с ним – Мэри не хотела, – но она показывала мне много его фотографий, когда мы обсуждали его будущее. Он напомнил мне о моем собственном маленьком мальчике.
Мы подошли к двери на эстакаду, но я не стал ее открывать.
– А у ребенка есть эта болезнь?
– Нет, по крайней мере сейчас.
– А будет?
– Невозможно сказать наверняка, но проведенные обследования не выявили у него приона. Во всяком случае, пока. – Новые раскаты грома. Ветер усиливался и уже начал завывать под карнизами. – Давай, Джейми. Нам действительно пора ехать.
Лестница на эстакаде оказалась слишком крутой, чтобы он мог спуститься самостоятельно, даже опираясь на палку, поэтому я перенес его на руках. Меня поразило, каким легким он был. Устроив Джейкобса на пассажирском сиденье, я сел за руль. Пока мы ехали по гравийной дорожке и спускались по лужайке, прогремел еще один раскат грома. От надвигавшихся с запада туч небо стало фиолетово-черным, и я видел, как в разных местах сверкнули три молнии. Теперь не оставалось сомнений, что гроза идет прямо на нас, и когда она начнется, мир вздрогнет.