заключал брачный контракт – и на генеалогическом древе Йейтсов являлся последним побегом. Он продолжал держать лошадей, кур, овец и несколько свиней, но это было скорее хобби. То же самое относилось к легковым автомобилям и коллекции пикапов с мощными двигателями. Настоящей его страстью стала музыка. Он утверждал, что некогда и сам был музыкантом, но я никогда не видел, чтобы он брал в руки гитару или трубу.
– Музыка – вот что имеет значение, – объяснил он мне как-то. – Всякие телешоу канут в небытие, и бьюсь об заклад, что ты не вспомнишь, что видел в кино два года назад. Но музыка продолжает жить, даже поп-музыка.
Я вспомнил день, когда познакомился с ним, потому что «Волчья пасть» выглядела точь-в-точь как сейчас. Даже темно-синий «континентал» с небольшими задними окнами точно так же стоял перед домом. Изменился только я. Той осенью 1992 года Хью встретил меня у двери, пожал руку и провел в свой кабинет. Там он устроился в кресле с высокой спинкой за письменным столом, на который вполне мог приземлиться легкий двухместный самолет. Идя за ним, я здорово нервничал, а когда увидел фотографии всех этих знаменитостей на стенах, во рту у меня пересохло окончательно.
Окинув меня взглядом с ног до головы – на мне была грязная футболка «AC/DC» и еще более грязные джинсы, – он сказал:
– Мне звонил Чарли Джейкобс. Несколько лет назад он оказал мне настолько большую услугу, что рассчитаться за нее просто невозможно. Он сказал, что если я тебя возьму, мы будем в расчете.
Я стоял перед столом, не в силах выдавить ни слова. Я знал, как вести себя при прослушивании, но тут было нечто иное.
– Он сказал, ты был наркоманом.
– Да, – подтвердил я. Отрицать не имело смысла.
– Он сказал, что ты кололся героином.
– Да.
– Но теперь ты чист?
– Да.
Я подумал, он спросит, давно ли, но ошибся.
– Да сядь ты, ради Бога. Хочешь кока-колу? Пиво? Лимонад? Может, чай со льдом?
Я сел, но так и не расслабился.
– Холодный чай, пожалуйста.
Он нажал кнопку интеркома на столе:
– Джорджия! Два чая со льдом, милая. – Потом повернулся ко мне: – Тут настоящее ранчо, Джейми, но меня интересуют только те животные, что являются со своими инструментами.
Я попытался улыбнуться, но почувствовал себя полным идиотом и оставил дальнейшие попытки сделать это.
Он, казалось, ничего не заметил.
– Рок-группы, кантри-группы, сольные исполнители. Они – наш хлеб с маслом, но еще мы делаем коммерческие музыкальные заставки для радиостанций Денвера и каждый год записываем двадцать или тридцать книг. Майкл Дуглас записал в «Волчьей пасти» роман Фолкнера, и Джорджия чуть не описалась. На публике он держится этаким рубахой-парнем, а в студии – настоящий педант.
Я не знал, что на это сказать, и продолжал молчать, с нетерпением ожидая чая со льдом. Во рту пересохло, как в настоящей пустыне. Он наклонился вперед:
– Ты знаешь, что для нормальной работы ранчо нужно больше всего?
Я мотнул головой, но не успел он продолжить, как в кабинет вошла молодая миловидная негритянка с двумя высокими запотевшими от льда стаканами чая. В каждом плавала веточка мяты. Я выжал в чай два ломтика лимона, но сахар класть не стал. В свои героиновые годы я обожал сахар, однако после того дня с наушниками в кузовном цехе все сладкое казалось мне приторным. Выехав из Талсы, я купил в вагоне- ресторане плитку шоколада «Херши», но быстро понял, что не могу его есть. Один лишь запах вызывал у меня тошноту.
– Спасибо, Джорджия, – сказал Йейтс.
– Не за что. Не забудь о времени посещения. Оно начинается в два, и Лес будет тебя ждать.
– Не забуду.
Она вышла, тихо закрыв за собой дверь, и он повернулся ко мне:
– Для нормальной работы ранчо нужен бригадир. Все вопросы, связанные с сельским хозяйством, в «Волчьей пасти» закрывает Руперт Холл. С ним все хорошо, и он в порядке, но мой бригадир
