игорные заведения и шоу со стриптизом. Большая парковка была забита легковыми автомобилями и потрепанными пикапами с наклейками на бамперах вроде «ИИСУС УМЕР ЗА МЕНЯ, Я ЖИВУ ДЛЯ НЕГО». Палатку венчал огромный электрический крест, закрепленный, судя по всему, на центральной опоре и переливавшийся красными, белыми и синими полосами. Из палатки доносилось усиленное громкоговорителями пение хора, исполнявшего религиозные гимны, и ритмичное хлопанье собравшейся публики. Люди продолжали прибывать. Основная масса была уже в возрасте, но хватало и молодежи.
– Похоже, народу нравится, – заметил Хью.
– Да. «Передвижное спасительное шоу брата Любовь»[16].
С равнин тянул прохладный ветерок, и на свежем воздухе было вполне комфортно – градусов шестьдесят пять[17], – но в палатке оказалось минимум на двадцать градусов теплее[18]. Среди собравшихся я увидел фермеров в полукомбинезонах и их немолодых жен с раскрасневшимися, счастливыми лицами. Мужчины в строгих костюмах и нарядно одетые женщины, похоже, явились сюда прямо с работы из денверских офисов. Были здесь и чиканос с местных ранчо, в джинсах и рубашках с закатанными рукавами; некоторые щеголяли татуировками, явно напоминавшими тюремные. Я увидел, как кое-кто вытирает слезы. Впереди расположилась бригада колясочников. Группа из шести музыкантов раскачивалась и заводила публику импровизациями. Перед ними, переступая в такт с ноги на ногу, сверкали зубами и хлопали над головой в ладоши с полдюжины дородных женщин в объемистых бордовых балахонах: Девина Робинсон и «Gospel Robins».
Сама Девина с беспроводным микрофоном в руке выдвинулась, пританцовывая, вперед, взяла высокую ноту, совсем как Арета Франклин в лучшие свои годы, и запела:
Она призвала верующих присоединиться к пению, что те охотно сделали. Мы с Хью устроились сзади, потому что в палатке, вмещавшей, наверное, тысячу человек, остались только стоячие места. Хью наклонился ко мне и прокричал в ухо:
– Я балдею! Она изумительна!
Кивнув, я захлопал. В песне было пять куплетов с множеством «о да»; когда Девина закончила, по ее лицу катились капельки пота, и всеобщему ажиотажу поддались даже колясочники. В конце она воздела ввысь микрофон и снова взяла высокую ноту в стиле Ареты, а клавишник и соло-гитарист продержали последний аккорд целую вечность.
Когда песня наконец закончилась, Девина крикнула:
– Скажите мне «аллилуйя», добрые люди!
Слушатели сказали.
– А теперь скажите так, словно познали любовь нашего Господа!
Все присутствовавшие выполнили просьбу, словно познали любовь Господа.
Оставшись довольной, Девина спросила, готовы ли они встретить Эла Стампера. Публика подтвердила ответным ревом, что очень даже готова.
Музыканты заиграли нечто медленное и обволакивающее. Публика заняла свои места на складных стульях. На сцену быстро выкатился тучный лысый негр весом не меньше трехсот фунтов, двигавшийся с удивительной легкостью.
Хью наклонился ближе и сказал, уже не так напрягая голос:
– В семидесятых он выступал с «Vo-Lites». Был тощим как жердь и носил прическу «афро», в которой можно было спрятать журнальный стол. Я думал, он давно сыграл в ящик. С таким количеством кокаина люди не живут.
Стампер тут же это подтвердил.
– Я был большим грешником, – признался он толпе. – А теперь, хвала Господу, я большой обжора.
Все засмеялись, и он засмеялся вместе с ними, а потом посерьезнел:
