Это я, Клочков!»), Фандорин пошел дальше. Глядел только под ноги. Метрах в пяти обнаружил вторую каплю. Потом и третью.
Теперь движение убыстрилось – определилось направление, в котором уходил раненый.
Эраст Петрович перешел на полубег, останавливаясь, только если не находил следующей капли. Тогда начинал искать – и корректировал траекторию.
Крики Клочкова были уже не слышны, когда Фандорин достиг места, где раненый сделал передышку, очевидно, сочтя, что находится в безопасности. Здесь накапано было гуще. Сорван листок какого-то незнакомого Эрасту Петровичу лесного растения. Должно быть, нечто кровоостанавливающее.
Всё. Капель больше не было. След оборвался.
Судя по направлению, в котором уходил раненый, он держал путь к реке. Эраст Петрович задумчиво почесал комариный укус на щеке, но повернул в прямо противоположную сторону – туда, где пролегала дорога на Шишковское.
Сдвинул кепи на затылок. Перешел на легкий, размеренный бег.
Вернулся Эраст Петрович уже в седьмом часу.
Клочков кинулся ему навстречу.
– Где вы пропадали? Господи, я не знал, что думать!
– Пытался отыскать с-след. А что у вас? Вышел он к вам?
– Нет. Я два часа ходил, кричал… Он не мог меня не услышать. Странно…
– Ничего странного. Я зацепил его пулей. Сидит где-нибудь, зализывает рану.
Фандорин прошелся щеткой по запыленным штиблетам. Пощупал воротничок, счел, что тот несвеж, и начал переодеваться. Сергей Тихонович с завистью смотрел на рельефный торс напарника.
– Где Аннушкина? Вернулась? – спросил Эраст Петрович из-под натянутой на голову рубашки.
– Да, с час уже. Несколько раз выглядывала – я всё тут, во дворе был, вас ждал… Обожжет волчьим взглядом – и назад к себе. Ни слова не сказала. Даже не поздоровалась. Вот ведь злобное создание.
– Что еще?
– Благочинный усадил монашек в бричку. Увез. Теперь парус действительно одинокий…
Сергей Тихонович помялся и сказал:
– Не знаю, имеет ли это значение… Но я еще кое-что вспомнил из тогдашнего разговора с Шугаем. Когда он про лодку рассказал, которую собирается купить, помните…?
– К-конечно. Да не мямлите вы, что за привычка!
– Да-да… Почему про это речь зашла… Он палку какую-то строгал. Я спрашиваю – что это? Он говорит, весло чиню.
– Весло? – насторожился Фандорин. – Значит, он приплыл сюда по реке.
– Ну да. Говорит, лодка дрянь. Скоро новая будет, хорошая. Только сто рублей за палец получу… Я вот что думаю. Если он на мой зов не откликается и к своей норе не возвращается… А я туда ходил, ждал его… К челноку-то он точно вернется. Только где челнок – вот вопрос…
– На берегу реки, естественно. В каком-нибудь укромном месте. Их, я полагаю, не так уж много. С этой стороны берег обрывистый, видно далеко. Вы правы, надо нам поискать лодку. Если, конечно, наш Чингачгук уже не уплыл.
– Не «нам», а мне, – отрезал Сергей Тихонович, выпятив челюсть. – Вы, наверное, думаете, что я только для виду покричал в лесу, а потом струсил и сюда сбежал… Неважно! – отмахнулся он от протестующего жеста. – Довольно того, что я думаю, что вы так думаете… Так вот. Я сказал, что сам арестую Шугая, и я сделаю это! Не из гонора, а потому что на берегу действительно всё видно, как на ладони. Шугай заметит вас издалека. А меня ему бояться нечего. Я, с его точки зрения, такой же человек Хозяина, как и он.
– Что ж, в этом есть резон. Тем более что я буду неподалеку.
Эраст Петрович вынимал из револьвера стреляные гильзы, ставя их на подоконник. Прочистил ствол, гнезда барабана. Вставил новые патроны.
– У самураев есть п-поговорка: сначала чистое оружие, потом чистое кимоно. Я поступил в обратной последовательности. Нехорошо.
Периферийным зрением он уловил сбоку какое-то движение. Повернул голову. У стены барака под окном стояла докторша, делая знаки, смысл которых не вызывал сомнения: манила пальцем, а вторую руку прикладывала к груди.
– Отлучусь на м-минуту.
Он спустился с крыльца, подошел к Людмиле Сократовне. Последний раз они виделись не при самых сердечных обстоятельствах: она
