Зона поиска была поделена на пятьсот квадратов по полгектара каждый. Больше за один день осмотреть не получалось. За два века корабль, конечно, покрылся слоем ила и водорослей, а то и оброс рифами. Водолазам приходилось тщательно осматривать и даже ощупывать чуть не каждый метр. При этом погружались далеко не каждый день. То прозрачность воды была недостаточной, то мешали погодные условия, то приходилось чинить оборудование, или же Пит Булль требовал сделать перерыв, чтобы усовершенствовать какой-нибудь элемент конструкции. За без малого год удалось осмотреть всего пятьдесят семь квадратов.
А Фандорин никуда и не торопился. Его такая жизнь идеально устраивала. Поставленная цель должна сиять, как двадцать тонн испанского золота, но при этом быть очень далекой и не даваться в руки. Разве мерцание океана менее прекрасно, чем блеск слитков? Разве каждый день не наполнен содержательным трудом, преодолением трудностей и надеждой? Так и жить бы на этом странном острове год за годом. По вечерам пить ром с ананасовым соком, курить чудесные гаванские сигары, размышлять об интересном, спорить с Масой о тонкостях поведения благородного мужа и прочей чепухе.
Эраст Петрович опасался только одного: что со своей утомительной везучестью найдет галеон много раньше, чем хотелось бы. Но что делать? С кармой не поспоришь.
Вышли в заданный на сегодня квадрат. Фандорин выпустил якоря, они немного поволочились по дну, зацепились. Лодка дрогнула, замерла.
Подтянуться лебедкой книзу.
Легкий скачок на упругих колесах. Выровнялись почти идеально. Готово.
– Маса, пошел!
Чуть колыхнулся воздух – это японец открыл герметичную дверцу водолазного отсека. Щелчок – снова запер. Минут пять ушло на то, чтобы выровнять давление в водолазной камере с забортным (Фандорин следил по манометру).
Субмарину качнуло – это спрыгнул в люк Маса. Некоторое время спустя он показался по ту сторону иллюминатора, изобразил ритуальный поклон, что в воде было не так-то просто, подмигнул, выпустил красивую струйку серебристых пузырьков. Распластался над водорослями, медленно поплыл, похожий на белобрюхую овальную рыбу-пузырь. В отличие от Фандорина, японец никогда не пользовался водолазным костюмом. От спокойной арубской жизни и морской кухни Маса разъелся и еще больше округлился. Ему под водой не было холодно.
Поглядывая на часы – надо было следить, чтобы японец не увлекся и не пропустил время возвращения, – Эраст Петрович решил, что, пожалуй, тоже погуляет по морскому дну. Видимость такая замечательная, что вполне можно прочесать не один квадрат, а два. И заколебался – сам ведь себе говорил, что торопиться незачем. Это проклятая западная культура теснит восточную: погоня за результатом в ущерб наслаждению ходом жизни.
– Нет, как вам это нравится? – сказал по внутренней связи мистер Булль, переходя на русский.
Он был человек схематический: про Россию говорил по-русски.
– Читали сообщение агентства «Рейтер»? Они выперли в отставку Витте, единственного хоть чуточку вменяемого министра в их сумасшедшем доме! Моя бабушка говорила: не мешай дураку мылить веревку, пускай вешается.
По-русски он изъяснялся с той же еврейской певучестью, что и по-английски. Как этого человека звали на родине, до того, как он стал Питом Буллем, Фандорин так и не выяснил. Мистер Булль сделался американцем навсегда и без оглядки. О бывшей стране проживания он отзывался исключительно в уничижительном тоне, именуя ее «страной дураков», «Расеей» или просто говоря «у них там». Замечания делать было бессмысленно – от этого инженер делался еще более желчным.
– У них там к власти пришла воровская Безобразовская клика, – с удовлетворением продолжил Булль. – Я говорил вам: эта несчастная страна катится в тартарары, а вы спорили. Обреченное государство скотов, управляемое свиньями – вот что такое ваша Расея.
Эраст Петрович сто раз давал себе зарок не втягиваться с инженером в политические споры, но все же не сдержался.
– Если вам неприятна и неинтересна Россия, зачем же вы так внимательно следите за всем, что там п-происходит?
Прикусил язык, но поздно.
Телефон умолк, но зато донесся лязг, грохот. Люк, ведущий вниз, откинулся, в рубку просунулась голова Булля. Задранное кверху лицо – костлявое, обрамленное черной шкиперской бородкой, зловеще посверкивающее зелеными очками (инженер страдал глаукомой) – задвигалось в воинственном тике.
– Потому что каждый день радуюсь своему американскому гражданству! Читаю, какие дела творятся в вашей убогой стране, и благодарю бога, в которого не верю! А вы, Фандорин, просто глупец, что до сих пор не поменяли паспорт! Уверяю вас, через два или три года никакой России вообще не будет! Развалится к черту! Туда ей и дорога! Наплевать!
– Врете вы всё, – с жестокой улыбкой ответил Эраст Петрович. Он знал, как осадить клеветника России. – Ничего вам не наплевать. Как были русским, так и остались. Кто на телеграф бегал? То-то!
