Тишина! Благословенная тишина.
Венсан коснулся губами серебряного перстня: «Благодарю тебя, святой Рохус».
Он поднял дощечку, склонился над тайником и не смог сдержать возгласа разочарования.
Внутри поблескивал каплями сапфиров золотой крест, а рядом возвышались две стопки тусклых монет. Венсан простучал пол под самим тайником, надеясь на двойное дно. Но и тут его постигла неудача.
Где-то должно быть еще одно укрытие!
Венсан обшарил стены, заглянул под ковры, разве что не обнюхал кровать. Он искал среди оружия, рылся в камзолах и нижнем белье. Все напрасно!
«Время! – предупреждающе начало отстукивать в висках. – Время! Время! Время!»
Служба вот-вот закончится. Сколько у него осталось до возвращения Медведя?
Ударил большой колокол на церковной башне: диннн-доннн-динн-доннн! Воздух задрожал и поплыл, пронизанный долгим звоном.
Нисколько.
Он проиграл. Начальник охраны уже на пути сюда, а это значит, что нужно вынимать решетку.
Черт возьми, он был так уверен в успехе! Ведь не случайно же Пьер Рю сохранил часть яда!
К окну, забранному решеткой, Венсан приблизился с тяжелым чувством, будто третье отравление уже случилось. У него мелькнула мысль, не прикончить ли Пьера первым.
«Раньше надо было, – сказал трезвый внутренний голос. – Теперь к Медведю не подберешься».
Возни с проржавевшей решеткой предстояло немало. Взгляд Венсана упал на тяжелую портьеру, подхваченную серебряным шнуром. Вспомнит ли Медведь, что перед его уходом она была отодвинута?
Пес с ним, решил Венсан, даже если и вспомнит. Это лучше, чем получить стрелу в спину от стражника, заглянувшего на шум.
Лекарь развязал шнур, расправил складки пыльного бархата, кое-где изъеденного молью, и вскочил на подоконник. Внимание его привлек какой-то блеск.
В углу на подоконнике, освобожденный из-под завалов ткани, сверкал в лучах заходящего солнца флакон с остатками настоя элесии.
Матье выполнил все в точности, как приказал лекарь. Пройдя мимо стражника, он ускорил шаг, свернул за угол – и припустил во весь дух, на бегу срывая с себя вонючую пыльную тряпку.
Плащ жег руки. Матье боролся с искушением бросить его прямо в галерее, но слова Бонне врезались в память: «Если найдут плащ, догадаются, что это чья-то проделка».
В узкую прорезь окна был вбит брус солнечного света, желтого и теплого, как свежий багет, что по утрам достают из печи. Матье втиснулся в проем и ухватился за стену.
Это окно выходило на клочок земли за амбарами. Никто сюда не захаживал – разве что прихватит живот у какого-нибудь любителя яблок.
Матье перевалился через подоконник и нащупал снаружи в стене углубление. Под окном, незаметная сверху, таилась щель, много лет служившая им с Птичкой тайником. Часть камней выел ветер и дождь, несколько штук они расшатали сами. Матье протолкнул плащ в дыру и хорошенько утрамбовал. Теперь скорее вниз, пока Сесар, рыщущий по замку, не сообразил выглянуть наружу.
Спрыгнув на землю, Матье не бросился бежать прочь, а приспустил штаны и щедро оросил стену. Если кто и сунется за амбары, сразу поймет – помощник кузнеца тут не просто так болтается, а по важной надобности!
Ха! Он справился!
Плевое дельце, если уж на то пошло! Не по его уму.
Матье сунул руки в карманы и вразвалочку двинулся к проходу между амбарами, негромко насвистывая.
– Ты хорошо его спрятал?
Он подпрыгнул от неожиданности и обернулся. Из-за водянистой крапивы, жмущейся к амбару, выступила Мари.
Первым чувством Матье было облегчение: всего лишь дурнушка Мари! Но его сменила тревога.
– Если его милость узнает, тебе не позавидуешь, – сочувственно сказала девушка. – Нехорошее дело вы затеяли с лекарем.
Матье не понимал, как себя вести. Что она видела? Что успела понять? И откуда узнала про Бонне?!
Из окна галереи высунулась бородатая красная рожа. Стражник некоторое время очумело смотрел на них, не мигая, и скрылся внутри.
– За парочку нас принял, – смущенно улыбнулась Мари. – А был бы ты один, вышло бы хуже.
Долгие пляски вокруг да около никогда не были сильной стороной Матье.
– Чего надо-то тебе? – хмуро спросил он.
Девушка потупилась.
– За тебя тревожусь. Вдруг его милость узнает, в чем ты замешан?
– Ни в чем я не замешан! – открестился парень.
– Правда? – Мари, казалось, обрадовалась. – Вот и славно! Значит, если меня станут спрашивать, я расскажу, что ты делал. И покажу… – многозначительно добавила она, кинув взгляд наверх.
– Подожди! Да подожди же!
Испуганный и разозленный Матье схватил ее за рукав.
Мари обратила к нему свое маленькое, как семечка, лицо в выбоинах оспин. Широкий толстый нос, кротовьи глазки… Матье пригляделся, пытаясь прочесть их выражение.
– Может, не станешь ничего рассказывать? – подбирая слова, медленно начал он. – Его милость ведь не будет разбираться…
– Да-да! – горячо закивала девушка. – Помнишь, той весной приказал засечь до смерти Обена-Соплю?
Матье молча смотрел на нее.
– Если бы я знала, что хоть чуточку тебе нравлюсь… – Мари зарделась и отвела взгляд.
«Я бы никому ничего не сказала», – прозвучало безмолвно.
– Ты мне очень нравишься, – заверил Матье. В подтверждение своих слов он обхватил Мари за талию и притиснул к себе.
Девушка довольно пискнула.
– Ах ты какой… – с напускным возмущением зашептала она. – А если увидят?
Матье приободрился. Он увлек Мари в тень и залихватски отрубил:
– А плевать! Пусть смотрят!
Она сама готовно подставила узкие губки.
В промежутках между неумелыми поцелуями Мари шептала – что-то о том, что любит его, что хочет быть только с ним, что им суждено счастье… Матье бормотал ответную чушь, не задумываясь. Кто бы догадался, что дурнушка падка на такие забавы! Ничего, сейчас он ублажит ее хорошенько, чтоб выбить из нее остатки желания растрепать, что она видела.
Но когда его рука скользнула вниз, чтобы задрать ей юбку, Мари резко отстранилась:
– Ты что это, Матье!
– Да я это… Так… – на губах его играла глупая улыбка.
Маленькие глазки яростно сверкнули. Мари оттолкнула его и шагнула в сторону.
– Сдурел? Думаешь, раз с Птичкой баловался, так и со мной можно?!
– Я… Ничего… – пробормотал ошарашенный Матье. Упрек в сторону Птички смутил его. Только он решил, что все утряс, как вдруг…
– Ты такой же, как все парни! – оскорбленно бросила горничная. – Тебе самое место в пыточной! Там уж пощекочут твой стручок!
Матье покрылся холодным потом – и от упоминания пыточной, и от ее внезапно выплеснувшейся злости. Он чувствовал, что теряет опору. Мари все повышала голос, и на ее крики могли сбежаться стражники. В запале она все им расскажет, они найдут плащ, а потом…
– Нет-нет, Мари, ты меня не так поняла! – шепотом вскричал он.
– Я девушка порядочная! – твердила она.
– Я знаю!
– Думаешь, меня можно лапать в любой подворотне?
– Нет-нет!
– Пока мы не обвенчаны, не смей распускать руки!
Матье решил, что не расслышал.
– Пока мы не… Что?
Мари удивленно взглянула на него.
– Ты ведь сказал, что любишь меня.
Матье не припомнил, чтобы говорил это.
Теперь он совершенно потерялся. Только что она орала на него, и вдруг ни с того ни с сего ляпнула о венчании! У него пухла голова от всего этого.
– Или ты соврал? – вкрадчиво осведомилась Мари.
Матье заблеял невнятное.
– Соврал? – внезапно взвизгнула горничная. – Соврал?!
– Тише! Тише, Мари!
Он прижал ладонь к ее губам, но девушка дернула головой.
– Хорошенькое дело! Пусть его милость узнает, кто ты такой! Пусть все узнают! Эй, идите все сюда! Я покажу вам, что спрятано в стене!
Она кричала не слишком громко, но перепуганному до смерти Матье казалось, что звук разносится во все стороны. Он уже видел графа, до которого долетают эти вопли, слышал поступь стражи.
