Краем глаза он заметил какое-то подозрительное шевеление в самом дальнем и темном углу подземелья. Когда Двацветок повернул голову, шуршание резко затихло, хотя ему показалось, что он слышит слабый-преслабый звук, какой издают скребущие по камню когти.
– Хрун? – позвал он.
С соседней койки донесся храп.
Двацветок прошлепал в угол и начал осторожно ощупывать камни на случай, если там вдруг окажется потайной ход. Но тут дверь распахнулась и с грохотом ударилась о стену. Полдюжины стражников ворвались в камеру, рассыпались по ней и замерли, упав на одно колено. Их оружие было направлено исключительно на Хруна. Вспоминая об этом позже, Двацветок чувствовал себя обиженным до глубины души.
Хрун всхрапнул.
В камеру шагнула женщина. Очень немногие женщины умеют шагать убедительно, но у нее это получилось. Она быстро взглянула на Двацветка, уделив ему внимания не больше, чем какому-нибудь стулу, и свирепо уставилась на спящего варвара.
На ней была надета такая же кожаная сбруя, что и на всадниках, правда, в ее случае это был куда более урезанный вариант. Эта «одежда» и великолепная грива струящихся по спине каштаново-рыжих волос были ее единственной уступкой тому, что на Диске выдавалось за приличие. На лице девушки царила задумчивость.
Хрун издал булькающий звук, перевернулся на другой бок и захрапел еще громче.
Осторожно, словно это был редкой хрупкости инструмент, девушка вытащила из-за пояса тонкий черный кинжал и нанесла резкий удар.
Прежде чем кинжал успел описать половину дуги, правая рука Хруна вылетела вперед – настолько быстро, словно преодолела расстояние между двумя точками, миновав разделяющий их воздух, – и с глухим шлепком сомкнулась на запястье прекрасной незнакомки. Другая рука варвара лихорадочно искала меч, которого не было…
Хрун проснулся.
– Гмх? – проговорил он, глядя на незнакомку и озадаченно хмуря брови. Потом он заметил арбалетчиков.
– Пусти, – спокойно приказала девушка. Голос ее был негромким и сверкал острыми алмазными гранями.
Хрун медленно разжал пальцы. Она шагнула назад, потирая руку и глядя на варвара примерно так же, как кошка смотрит на мышиную норку.
– Итак, – сказала она наконец. – Первое испытание ты прошел. Как тебя зовут, варвар?
– Кого это ты называешь варваром? – прорычал Хрун.
– Именно это я и хочу узнать.
Хрун медленно сосчитал арбалетчиков и что-то быстро прикинул в уме. Плечи его обмякли.
– Я Хрун из Химерии. А ты?
– Льесса Повелительница Драконов.
– Ты здесь за главного?
– Это нам еще предстоит выяснить. Ты похож на наемника, Хрун из Химерии. Ты мог бы мне пригодиться – в случае, если пройдешь все испытания. Их три. С первым ты справился.
– А какими будут остальные… – Хрун помолчал, беззвучно шевеля губами, а затем рискнул: – два?
– Опасными.
– А награда?
– Большой.
– Извините… – вмешался Двацветок.
– А если я не пройду? – не обращая на него внимания, спросил Хрун.
Воздух между героем и Льессой, взгляды которых пытались нащупать у своего противника уязвимое место, потрескивал от крошечных разрядов сталкивающихся аур.
– Если бы ты не прошел первое испытание, то был бы уже мертв. Можешь считать это типичным штрафом.
– Гм, послушайте… – начал Двацветок.
Льесса бросила на него короткий взгляд и, похоже, в первый раз заметила Двацветка.
– Уберите это, – приказала она и повернулась назад к Хруну.
Двое из стражников вскинули арбалеты на плечо, ухватили Двацветка под локотки, приподняли над землей и бодро потрусили за дверь.
– Эй, – сказал Двацветок, пока его торопливо волокли по коридору, – где, – стражники остановились перед другой дверью, – мой, – стражники рывком отворили дверь, – Сундук?
Он приземлился на куче того, что некогда могло быть соломой. Дверь с грохотом захлопнулась, и разлетевшееся во все стороны эхо пунктиром прочертил звук загоняемых в гнезда засовов.
Хрун, оставшийся в другой камере, даже глазом не моргнул.
– Хокей, – сказал он. – Итак, каким будет второе испытание?
– Ты должен убить двух моих братьев.
Хрун обдумал это предложение.
– Обоих сразу или можно по очереди?
– Последовательно или параллельно, – заверила она.
– Чего?
– Просто убей их, – резко сказала Льесса.
– Что, хорошие воины?
– Прославленные.
– А в награду за все это?…
– Ты женишься на мне и станешь правителем Червберга.
Наступила долгая тишина. Брови Хруна шевелились, помогая непривычным расчетам.
– Я получу тебя и эту гору? – спросил он наконец.
– Да. – Она взглянула ему прямо в глаза, и губы ее дернулись. – Уверяю тебя, награда того стоит.
Хрун уронил взгляд на перстни, унизывающие ее руку. Камни, очень большие, были невероятно редкими молочно-голубыми бриллиантами из глиняных бассейнов Мифоса. Когда ему удалось оторвать от них глаза, он увидел, что Льесса смотрит на него, кипя от ярости.
– А ты, оказывается, расчетливый, – ее голос скрежетал, как пила. – И это Хрун-Варвар, который без страха шагнет в пасть Смерти?
Хрун пожал плечами.
– Конечно, – отозвался он. – В пасть к Смерти только и стоит соваться, чтобы спереть его золотые зубы.
Он сделал одной рукой широкий жест, и на конце его руки оказалась деревянная лавка. Лавка врезалась в арбалетчиков, и Хрун радостно кинулся за ней, укладывая ударом еще одного стражника и выхватывая оружие у другого. Минутой позже все было кончено.
Льесса не шелохнулась.
– Ну и? – поинтересовалась она.
– Ну и что? – спросил Хрун с места побоища.
– Ты теперь убьешь меня?
– Что? О нет. Нет, это всего-навсего, ну, вроде как привычка. Ради поддержания формы. Так где там эти братья? – ухмыльнулся он.
Двацветок сидел на соломе, уставившись в темноту. Он спрашивал себя, сколько он уже торчит здесь. По меньшей мере несколько часов. А может, дней. Ему подумалось, что, возможно, и лет, – просто он забыл об этом.
Нет, такие мысли никуда не годятся. Он попытался думать о чем-нибудь другом – о траве, деревьях, свежем воздухе, драконах. О драконах…
В темноте послышалось тихое-тихое царапание. Двацветок почувствовал, как на лбу выступил пот.
В камере кроме него был кто-то еще. Некто, издающий тихое царапанье. Кромешная тьма придавала незваному гостю размеры огромного чудовища. Двацветок почувствовал движение воздуха.
Когда он поднял руку, то ощутил, что воздух стал маслянистым на ощупь. Темнота слабо заискрилась, что означало присутствие локализованного магического поля. Двацветок поймал себя на том, что он страшно соскучился по свету.
Мимо его головы пролетел сгусток огня и врезался в дальнюю стену. Камни мгновенно раскалились, как в топке, и Двацветок, подняв глаза, увидел занимающего большую половину камеры дракона.
«Слушаю и повинуюсь, господин», – произнес чей-то голос в голове у туриста.
При свете потрескивающего, брызжущего искрами камня Двацветок взглянул на свое отражение в паре огромных зеленых глаз. Дракон, которому эти глазищи принадлежали, был таким же многоцветным, рогатым, шипастым и ловким, как тот, чей образ сохранился в памяти маленького туриста. Это был настоящий дракон. Его широкие сложенные крылья скребли по обеим стенкам камеры. Дракон лежал, нежно обхватив Двацветка когтями.
– Повинуешься? – переспросил турист вибрирующим от ужаса и восторга голосом.
«Именно, мой господин».
Сияние померкло. Двацветок ткнул дрожащим пальцем в ту сторону, где, как ему помнилось, находилась дверь, и скомандовал:
– Открой!
Дракон поднял огромную голову. Снова наружу вылетел огненный шар, но на этот раз его цвет, подчиняясь сокращению мышц на шее рептилии, постепенно поблек, превращаясь из оранжевого в желтый, из желтого в белый и, наконец, в еле заметный голубой. Поток пламени сменился тонкой струйкой, но там, где струйка касалась стены, плавящийся камень, шипя и потрескивая, стекал вниз. Когда огонь достиг двери, металл разлетелся ливнем горячих капель.