Как только они пересекли мост к «Дорсодоро», одному из самых тихих районов города, вдали от туристической толпы, она решила, что она хотела бы получить что-то от него, в эту ночь, ради чего стоит связываться с Сайманом.
Джейс крепко держал её за руку, когда они переходили последний мост, и улица выходила на широкую площадь на берегу огромного канала, размером с реку. Базилика, купольной церкви, выросла справа от них. Канал большого города пересекало вечернее освещение, которое бросало отсветы на воду, изменяя и заставляя ее блестеть. Руки Клэри чесались взять мел и карандаши, чтобы нарисовать свет, как он исчезал в небе, темнеющею воду, зазубренные очертания зданий, их отражения, медленно тускневшее в канале. Казалось, что все омывает стальная голубизна. Где-то раздался церковный звон.
Она сжала руку Джейса. Она ощутила себя столь оторванной от всего в ее жизни, она не ощущала себя столь отстраненной в Идрисе. Венецию объединял с Аликанте тот факт, что эти места вырваны из времени, из прошлого, как будто она вступила в холст или на страницы книги. Но также это было и реальное место, со знаниями о котором она росла, мечтая посетить его.
Она искоса посмотрела на Джейса, который смотрел на канал. Стальной синий свет освещал и его, затемняя его глаза, накладывая тени под его скулами, на линии его рта. Когда он заметил ее взгляд, обращенный на него, то посмотрел в ответ и улыбнулся. Он повел ее вокруг церкви и вниз, полетом замшелых шагов, по тропинке вдоль канала. Пахло мокрыми камнями, водой, сыростью и годами Когда небо потемнело, что-то ударило по поверхности воды канала в нескольких шагах от Клэри. Она услышала всплеск и развернулась как раз вовремя, чтобы увидеть зеленоволосую женщину, которая поднималась из воды и ухмылялась ей, у нее было красивое лицо, но его портили акульи зубы и рыбьи глаза желтого цвета. Жемчужины были намотаны на её волосы Она снова опустилась ниже уровня воды, без ряби.
— Русалка, — сказал Джейс. — Здесь есть старые семейства, которые живут в Венеции уже очень долгое время. Они немного странные Им лучше в чистой воде, далеко в море, питаясь рыбой вместо мусора. — Он посмотрел в сторону заката. — Весь город погружается в воду, — сказал он. — Все это будет под водой, через сто лет. Представь себе, плывешь вниз, в океан, и касаешься верхушки Базилики Святого Марка
Он показал на воду. Клэри почувствовала приступ печали при мысли, что вся эта красота будет утеряна.
— Не существует ничего, что можно сделать?
— Чтобы поднять целый город? Или сдерживать океан? Не очень много, — ответил Джейс. Они подошли к лестнице, ведущей наверх. Ветер пришел от воды и поднял его темно-золотые волосы с его лба и шеи. — Все вещи имеют тенденцию к энтропии. Вся вселенная движется наружу, звезды, отталкиваются друг друга, одному Богу известно, что попадает в трещины между ними. — Он замолчал. — Хорошо, звучит немного безумно.
— Возможно, все это было вино на обеде.
— Я могу сдерживаться, когда выпиваю.
Они повернули за угол, и сказочная страна света засверкала перед ними. Клэри моргнула, приспосабливая свои глаза. Это был небольшой ресторанчик, столы в котором были и внутри, и на улице, обогревательные лампы с Рождественскими огнями выглядели как лес волшебных деревьев среди столов.
Джейс отошел от нее ровно на то время, чтобы заказать им столик, и вскоре они сидели на берегу канала, слушая всплески воды о камни, и звуки маленьких лодок, которые покачивались по течению. Усталость начала смывать Клэри волнами, словно она стояла на коленях у воды на берегу канала. Она сказала Джейсу, что она хотела бы, и позволила ему сделать заказ по-итальянски, ощутив облегчение, когда официант ушел, так что она смогла наклониться и положить локти на стол, а голову положив на руки.
— Я думаю, у меня смена часовых поясов, — сказала она. — Меж пространственных часовых поясов.
— Ты знаешь, время это измерение, — сказал Джейс.
— Педант. — Она бросила в него крошки хлеба из корзинки на столе. Он усмехнулся
— Я пытаюсь вспомнить все смертные грехи, в другой день, — сказал он. — Жадность, зависть, чревоугодие, ирония, педантизм…
— Я уверена, что ирония не смертный грех.
— Я уверен, что это так.
— Вожделение, — сказала она. — Вожделение — это смертный грех
— И порка.
— Я думаю, это попадает под вожделение.
— Я думаю, это должно иметь свои собственные категории, — сказал Джейс. — Жадность, зависть, чревоугодие, ирония, педантичность, вожделение и порка.
Белые рождественские огни отражались в его глазах. Он выглядел еще более красивым, чем он когда-либо был, думала Клэри, и соответственно, более отдаленным, более жестоким при прикосновении. Она подумала о том, что он сказал о погружении города под воду, и о провалах между звездами, и вспомнила строчки песни Леонарда Коэна, на которую группа Саймона делала кавер, не очень хороший.
