дружкой, играя в чехарду.
– В ноябре, – промолвила она, – когда ты покинул квартиру и еще до нашего появления в Беррене, он понял, что я за ним шпионю. Раздавил мое кольцо, что позволяло мне связываться с Саймоном, а потом… потом он меня ударил, толкнул на пол, даже стеклянный столик раскололся… Я его чуть не убила, едва не перерезала ему глотку осколком, но знаешь, меня остановила мысль, что тем самым я бы убила и тебя. Ах, в каком он был восторге, ты бы видел… Расхохотался, повалился на пол, принялся сдирать одежду, а сам при этом декламировал отрывки из «Песни песней» Соломона, рассказывал, как в старину братья и сестры женились друг на друге, дабы сохранить чистоту королевской крови, заявлял, будто я ему
Джейс стоял ошарашенный донельзя; на лице целая гамма чувств – от боли до суеверного ужаса.
– Та к он… он тебя…
– Оприходовал? – Мерзкое словечко повисло в застывшем, как желе, воздухе. – Нет-нет. Нет. Он… остановился. – Ее голос упал до шепота.
Джейс побелел как простыня. Затем что-то сказал, но в ушах девушки звучали не слова, а лишь гулкий, многократно отраженный шум, будто она вновь очутилась под водой. Ее знобило, тряска охватила все тело, пусть даже в комнате было вполне тепло.
– Сегодня, – с трудом добавила она, – я вообще не могла пошевелиться, а он придавил меня к стене, и я никуда не могла деться, просто стояла и…
– Убью гада, – сказал Джейс. Ему на лицо начинал возвращаться цвет, но только серый. – На ремни порежу. Да я ему руки пообрубаю, я…
– Джейс, – остановила его Клэри, чувствуя внезапную опустошенность. – У нас и без того найдется миллион причин желать ему смерти. А потом, – добавила она с безжалостной улыбкой, – Изабель как-то раз уже резанула ему по руке, и что, спрашивается, в результате?
Джейс сжал кулак и врезал самому себе под ложечку:
– Это ж надо, а? Все то время, пока я был к нему подключен, мне казалось, что я знаю все его мысли, желания, вожделения. И на тебе, такое… Я даже не догадывался… А ты тоже хороша, ничего не сказала!
– Но ведь тут дело не в тебе…
– Это я знаю, – прервал он. –
–
– Извини. Просто… ты же меня знаешь. На плохие новости умею реагировать лишь одним способом. Сначала неподконтрольное бешенство, затем резкий разворот на кипящую самоненависть.
Девушка молчала. В конце-то концов, она дико устала. Рассказав о Себастьяне, она словно избавилась от тяжкого бремени, и теперь хотела лишь одного: закрыть глаза и скользнуть в темноту. Ее так долго истязал гнев – так и норовил проглянуть в любой момент, будь то во время шоппинга в компании Саймона, будь то в парке или дома, за рисовальным блокнотом, – он не отпускал ее ни на секунду.
Внутренняя борьба Джейса протекала открыто; он не пытался хоть что-то скрыть от Клэри, и она видела в его глазах настоящий вихрь эмоций: ярость, разочарование, беспомощность, вину и, наконец, скорбь.
На удивление тихую скорбь, по крайней мере, для Джейса, так что, когда он заговорил, его голос тоже был до странности негромким.
– Хочется только одного, – сказал он, глядя не в глаза ей, а в пол, – хочется сделать что-то правильное, подобрать нужные слова, лишь бы тебе сейчас стало легче. Чего бы ты от меня ни потребовала, это тоже станет моим желанием. Чтобы всегда быть тем, кто тебе нужен.
– Вот видишь, получилось.
Он вскинул недоумевающий взгляд:
– А?
– Ты же хотел подобрать правильные слова? Вышло просто замечательно.
Джейс заморгал:
– Правда? С ума сойти… Не знал, что во мне такие таланты… А где именно самое замечательное?
Клэри позволила себе чуточку усмехнуться. Все-таки в Джейсе живет довольно необычная смесь дерзости и ранимости, упрямства, горечи и преданности.
– Мне важно, – сказала она, – чтобы ты не думал обо мне хуже, понимаешь?
– Ты что? Да ни в коем случае! – чуть ли не испугался он. – Ты храбрая и умная… и самая-пресамая, и я тебя люблю. Иному не бывать, чего бы там ни вытворял какой-то спятивший дурень.
– Присядь-ка, – сказала она, и он послушно опустился на скрипучий кожаный диван, глядя на девушку снизу вверх.
Пламя камина заставляло его шевелюру мерцать горстками искр.