Гнездо Феникса

поначалу не хотелось, да и не о чем было. И все же понемногу мы разговорились, стараясь избегать темы о нашем будущем. Юля спросила меня о «Персее» – паровой шхуне, которая вчера на закате вывела нас из тумана к Острову Яблок. Я рассказал ей все, что знал. Рассказал о том, чем был этот маленький кораблик, как его строили и как он закончил свою жизнь, возвращая людям вложенную в него при постройке любовь. Окончание истории «Персея» почему- то особенно взволновало Юлю.

– Андрюша, – заговорила она, подумав, – вот скажи, пожалуйста, раньше моряки думали, что у старых кораблей есть душа, что они живые. Я знаю, я в книжках читала. А сейчас?

– Что сейчас, Юль? – переспросил я.

– А сейчас моряки верят? Ну вот ты, например?

Я усмехнулся.

– Я не моряк, я исследователь.

– Это все равно: ты же плаваешь по морям.

Я задумался. Мне сложно, неприятно и тягостно было бы думать о «Персее» или о нашем стареньком пароходике, не имеющем даже собственного имени, как о бездушных мертвых железках.

– Наверное, Юль. Да.

– Я вот к чему спрашиваю. Я ведь, – она чуть усмехнулась, – знаешь, я ведь филолог по образованию. Ну, то есть буду филологом… то есть… была бы…

Я хотел было возмутиться таким ее настроением, но она нетерпеливо махнула рукой, словно я мешал ей сказать что-то важное, и я промолчал.

– Я ведь знаю, Андрюша, что вот эти Священные Острова… Острова Яблок… Древние считали, что туда уходят души людей после смерти. Ну, по крайней мере, – души хороших людей. Может быть, души хороших кораблей тоже уходят куда-то в те края после того, как корабли умирают.

Я промолчал. Быть может, и так…

– Нас убьют? – спросила вдруг Юля.

– Да ты что? – возмутился я. – Да ничего с нами не будет. Все нормально, – кажется, голос мой прозвучал все-таки с некоторым оттенком фальши.

Юля кивнула. Как-то неопределенно.

– Там хорошо, ты помнишь? – совсем тихим шепотом спросила она, склоняясь к моему плечу.

– Да. Я помню…

Мы вышли на палубу, когда солнце уже коснулось ветвей высоченных сосен на берегу и золотило кору их стволов, играло огненными отблесками на мелкой озерной ряби. Было тепло и тихо.

Мы прошли на корму, чтобы быть подальше от часового на пристани; облокотились на перила – на те самые замечательные перила, по которым узнал я некогда в этом пароходике родного брата другого парохода, затонувшего у берега Клязьмы. Я закурил. Мы долго стояли молча.

Прогромыхал и смолк вернувшийся откуда-то на базу грузовик, снова упала тишина. И… что-то изменилось – неуловимо, но явственно. Тишина! Она стала другой!

На сей раз я приветствовал эту печальную предзакатную тишину, как старого друга, вернувшегося после долгой разлуки, как весть из родного дома. Видимо, что-то изменилось в моем лице. Юля повернулась ко мне, словно хотела что-то спросить…

Врата Перехода! Не знаю, почему и откуда всплыли во мне эти слова, но я понял вдруг значение этой тишины, которая всегда была со мной. Путь на Третью Сторону Переброса…

Эта тишина – нет, ощущение этой тишины внутри себя – привело меня в ту загадочную протоку, оно же (теперь я знал это точно) вело меня сквозь туман к Острову Яблок. Быть может…

– Андрюша, что? – очень тихо, видимо тоже ощущая магию момента, спросила Юля.

Я наклонился к самому ее уху, чтобы в любом случае нас не услышал часовой.

– Юленька, я… я должен исчезнуть отсюда, я не могу работать с ними. Ступай на берег. Черных уверен, что я был в третьей стороне один, а уже потом подобрал тебя. Говори ему так же. Помыкают, возьмут подписку о неразглашении и отпустят.

– А ты?

– Я… попробую. Наверное, не получится, но… я все равно должен. Ты же знаешь: сейчас можно вытащить из человека все, что угодно.

– Андрей, я с тобой.

– Юленька, ведь ничего не выйдет. Скорее всего.