Ох, не стоит, подумал он, восстанавливаться неделю буду. Еще и после этого дурака в кабаке…
Но было нужно.
Андрей прикрыл глаза, второй раз за сегодняшний день собирая всю Силу, которую мог; последние остатки опьянения слетали с него ошметками.
– Сержик, – тихо позвал он.
Мальчик оторвал голову от локтей, посмотрел на него.
– Сила
Сила била сквозь его руку, как вода через пожарный брандспойт. Он никогда не делал этого раньше… Не неделя… полгода… год релаксации.
Цветы оживали на глазах; даже полуосыпавшийся колосок никому неизвестного злака из мира Седой приподнялся и запылал сочной, живой зеленью.
– Сила
Мальчик смотрел на него, заметно оживая лицом.
– Прости меня, – сказал Андрей. – И иди спать. Напиваться мне теперь придется заново…
4
В незашторенные стрельчатые иллюминаторы рубки били лучи восходящего эдемского солнца.
Несмотря ни на что Андрей прекрасно выспался. Он пил утренний кофе, развалясь в кресле перед пультом связи, и ждал, когда придет запрошенная им справка из Информатория. Ждал и вспоминал.
Ему было лет тринадцать, когда состоялся тот памятный семейный совет.
Шел 2191 год; только что по ТВ прошло сообщение о стычке на Земле-Крайней, где, по словам обозревателей, «имперские войска и подразделения СБ ликвидировали последний оплот затаившихся древних корпораций». Мама почему-то охала, глядя, как бравые десантники на экране вышагивали к кораблям, а позади них цвели сады. Андрей немного завидовал им: вот это жизнь, жизнь, полная событий и приключений. «Последняя романтическая профессия», как говорилось в рекламных буклетиках Имперских Вооруженных Сил, которые им раздавали в школе.
Спустя две недели в доме появился дядя Саша, мамин брат, – неожиданно, как всегда. Вот только левая его кисть оказалась затянута в черную перчатку, под которой угадывался хороший, но все-таки отличимый от живой плоти, протез, а подбородок и вся левая часть лица были теперь сделаны из белого, с едва заметными мраморными разводами, пластика. Это было так похоже на дядю Сашу. Андрей просто не смог бы его представить с лицевым протезом стандартного, болезненно розового цвета, призванного прятать уродство хотя бы на расстоянии. Впрочем, таким – наполовину электронным – он его тоже никак не мог себе представить.
– Сашенька! – мама кинулась к брату, обняла, прижалась головой к груди. Он тоже ее обнял (Андрей увидел, как встретились на маминой спине две руки – черная и живая, загорелая до смуглости):
– Маша!..
Через полчаса приехал дед; тоже обнялся с дядей Сашей – коротко, по-мужски. И вдруг грохнул кулаком по тумбочке с обувью. Андрей запомнил лицо деда – даже не лицо, а поразившие его детали. Он еще никогда не видел деда таким: у того дрожала губа и капли слез быстро набухали в глазах.
– Сукины дети, допрыгались? Я говорил вам… – дед заметил Андрея, выдохнул, качнул головой. – Здравствуй, мальчик мой.
– Андрей, ступай к себе! – велела мама, едва он успел пожать деду руку.
– Маша… – кажется, дядя Саша хотел возразить ей, но мама
– Ладно, Андрюха, иди. Помни нас и жди – придет и твое время…
Мама что-то сказала ему в ответ, дядя засмеялся и даже дед улыбнулся, но все-таки махнул Андрею рукой, веля уйти.
Потом приходили еще какие-то люди – частью родственники, в основном малознакомые, а частью – вообще неизвестные Андрею.
Почти никого из них он больше никогда не видел, и смысл всего происходящего – да и то не весь – понял значительно позже.
…Тихонько заверещал принтер, распечатывая заказанную Андреем справку, и почти сразу в рубку вышел Серж – уже умытый, свежий, с чашкой чая в руках. Андрей удивился, что не услышал его шагов.
– Доброе утро! – мальчишка уселся прямо на палубу рубки, поставил чашку перед собой.
– Доброе, Сержик, – ответил Андрей. – Действительно доброе. Серж кивнул, прихлебывая чай.
– Ты вчера спрашивал, за что я убил этого человека, помнишь? Давай, я тебе отвечу, и мы закроем эту тему, – он протянул Сержу листы,
