уже целым – там кости и хрящи тонкие, быстро восстанавливаются. Цени, блин.
– Ценю, – сказал я. – Как раз тот случай, когда плевок в рожу дороже золота.
– Организовать? – слегка развеселился мутант. – Это ж я запросто. У меня слюни не только с регенероном, мгновенно проникающим через кожные поры, но и с анастетиком. Плюс тонизирующий эффект дают. Ну как, харкнуть?
– Себе харкни, – буркнул я, но подорожники пока отлеплять не стал. Те места, где они были прилеплены, вообще практически не болели, а в моем положении это дорогого стоило.
Припадая на левую ногу (какая-то сволочь нехило отбила бедренный нерв), я встал, и даже самостоятельно сделал пару шагов. М-да, боец из меня сейчас никакущий. Но, надеюсь, что слюни Фыфа восстановят меня окончательно, вон как подорожники воняют, значит, еще не высохли.
– Ну и куда ты попёрся? – поинтересовался одноглазый доктор. – Тебе лежать надо, отлеживаться. Слюни слюнями, но чудес не бывает. Гробанешься от слабости, башкой об корень приложишься, и привет. Получится, все мои труды насмарку.
– Я недалеко, – отмахнулся я. – Далеко у меня по-любому не выйдет.
Сделав несколько шагов, я остановился и прислонился к дереву. Светится – и хрен с ним. То ли просто кора у него такая, то ли фонит он как ядерный реактор – теперь уже без разницы. Если хапнул критическую дозу, то уже хапнул по полной, и поздно переживать по этому поводу.
Тем более, что сейчас меня гораздо больше интересовало другое.
В просвет между деревьями был виден тот самый бар, до которого было не меньше километра. И как меня Фыф бесчувственного столько на себе тащил – непонятно. Ладно, это потом. Просто сейчас в том баре явно что-то происходило. Там снова вроде как дрались. И если это действительно так, то дрались не на шутку. Истошные вопли и звуки ударов даже сюда доносились. В общем, местные сталкеры после стычки со мной вошли во вкус, и теперь развлекались по полной. Ладно, их дело.
Фыф подошел, посмотрел, послушал, и выдал с чувством, от души, одним предложением:
– Хоть бы они там друг дружку поубивали, уроды козломордые, чтоб их там всех повыворачивало наизнанку, алкашей мерзопакостных, тварей рожеомерзительных…
– Каких? – почтительно переспросил я, ибо от души уважаю способность Фыфа материться столь красочно, что порой даже враги замирают на месте и удивленно раскрывают пасти, заслышав эдакое искусство.
– Рожеомерзительных, – повторил Фыф, слегка запнувшись. – Ну, с мерзкими рожами, то есть.
– Понятно, – кивнул я. А главное образно. Талант, блин. Не зря Алекс Липатов по прозвищу Мастер записывал за Фыфом его обороты. Хрен где еще такое услышишь. Фольклор Зоны, можно сказать.
– Ладно, – махнул я рукой. – Бес с ними, пусть развлекаются. Мутантов вроде поблизости нету, так что пойдем. Заберемся в чащу поглубже, да поспим маленько. А то меня что-то ведет не по детски, того и гляди рухну.
– Еще бы после таких звездюлей, – проговорил Фыф, при этом поежившись. – Наконец-то до твоей отбитой тыквы дошло, что в таком состоянии гулять по лесу не совсем верное решение.
– Всё-всё, – сказал я, отлепляясь от дерева. – Пошли дрыхнуть. Надеюсь, мутанты нас не сожрут – уж больно твои слюни воняют знатно.
– По мне так нормально они пахнут, – пожал плечами Фыф. – Но если местные муты такие нежные, то нам оно только в плюс.
– Не поспоришь, – согласился я.
Нас не сожрали. Вряд ли, конечно, запах Фыфовых слюней отпугнул ночных хищников. Скорее, они просто предпочитали не соваться в Гнилую рощу, инстинктивно чувствуя опасность.
В отличие от нас.
Я нашел кучу прелых листьев, и, недолго думая, завалился в нее как в перину. Фыф, более осторожный, нашел корявое дерево с дуплом, куда и залез, предварительно выгнав оттуда с десяток жирных пауков.
Я б с такими членистоногими, величиной с блюдце, точно связываться не стал. А Фыфу по фиг. Выставил их пинками, шипящих, словно раскаленные сковородки, и скрылся в дупле. Откуда через несколько минут раздался храп, усиленный акустикой дерева, частично полого внутри. Причем храп не простой, а с подхрюкиваниями и подвываниями на низких частотах. Понятно. Устал кореш, перенервничал, и сейчас расслабляется в полный рост. Удачи ему в этом славном деле.
Кстати, я тоже довольно быстро вырубился, несмотря на ноющую боль во всем теле. Как в мягкую, темную перину провалился. Раз – и дрыхну. Кайф… Причем сплю, и осознаю что сплю. Странное ощущение. Будто одна часть меня спит, а вторая за ней наблюдает. За ней, и за тем, что разворачивается там, вдали, откуда мы пришли… Возле темной и мрачной громады Саркофага, над которым словно суставчатый, высохший палец трупа, указывающий в небо, застыла знаменитая вентиляционная труба, спиленная людьми и восстановленная Зоной.
Я видел, как стремительно сгущаются сумерки, обволакивая Саркофаг темной пеленой ночного тумана. Так всегда бывает в Зоне. Стоит только солнцу приблизиться к горизонту, как свинцовые тучи становятся заметно плотнее, будто живые существа, стремящиеся поглотить, сожрать, уничтожить
