Мари Явь
Децема 1,5
Пролог
Тесная камера предварительного заключения была набита искусственным немилосердно ярким светом и холодом. И даже несмотря на то, что дальнейшая судьба предполагала куда больший дискомфорт, задерживаться здесь не хотелось.
Постояв минуту у двери, сделанной из прочнейшего триплекса, я опустилась на стул, растирая озябшие ладони. Боковым зрением были видны белые стены коридора.
По долгу службы мне приходилось несколько раз присутствовать на экзекуции, потому страх неизвестности не терзал меня. Возможно, через пару минут, возможно, через несколько часов, эта дверь бесшумно отъедет в сторону. Капитан почетного отряда хранителей Синедриона в официальной манере объявит мне о причине моего заключения и под конвоем сопроводит в зал Правосудия.
О том, что будет после, совсем не думалось. Не хотелось думать.
Измена. Предательство. Решение Иберии не убивать меня на месте не следовало трактовать как милосердие. Я прожила рядом с ним почти десять лет, потому отлично знаю, что милосердие — черта, которая в Нойран считается пороком, а не достоинством. Иберия решил показать мне, что есть нечто похуже смерти? Если так, то всего простора Вселенной не хватит, чтобы укрыться от его гнева. Его и еще…
Показавшиеся за прозрачной преградой фигуры заставили порывисто встать. Надо же, стоило просто подумать, и он объявился.
Высокий. Широкоплечий. Цвет его волос напоминал о южных ночах моей родины. Глаза — черные врата в Преисподнюю.
— Индра, — пробормотала я, вяло улыбаясь.
Наши взгляды встретились. Немолодой офицер, сопровождающий сына Иберии, быстро ввел комбинацию цифр, отпирающих дверь. Глянув на меня исподлобья, надзиратель обратился к молодому мужчине.
— Если вы так настаиваете, ваш разговор не будет записываться. Однако, мне придется остаться, дабы…
— Вон, — не повышая голоса ответил сиятельный посетитель. — И ты, Гимель.
Телохранитель, стоящий неслышно за спиной своего хозяина, недовольно поморщился. Я машинально отметила, что вижу этого парня впервые. Он оказался не из строптивых, потому убрался сам и прихватил с собой оскорбленного нарушением порядка тюремщика.
— Меняешь охрану, как перчатки. Я сижу здесь, кажется, всего лишь день, а ты уже присмотрел себе нового шута. Вероятно, когда последний умирает, к твоему порогу съезжается на кастинг пол Эндакапея. Еще бы… быть правой рукой самого Индры… Этот Гимель, должно быть, готов помереть от счастья. Но умрет он, конечно же, не от этого, и совсем скоро. Работать на тебя — самоубийство с гарантией на успех.
Нервно посмеявшись, я запустила ледяные пальцы в спутанные волосы. Посетитель встретил мою неуклюжую попытку превратить серьезный разговор в глупую шутку с холодным спокойствием. Всегда так вызывающе спокоен. Ну да, как будто что-то может вывести из себя человека, который все знает наперед. Иберия произвел на свет настоящего монстра.
— Эла, — заговорил через мгновение Индра, проходя внутрь комнатки. Неторопливо обойдя меня, мужчина занял стул — единственный предмет мебели, делавший эту камеру худо-бедно комфортабельной. — Твое стремление выставить свое положение не таким катастрофическим, каким оно является на самом деле, похвально. Но, поверь мне, улыбкам больше не будет места в твоей жизни. Ни в этой, ни в той, что ждет тебя через эти десять минут. Честно сказать, я думаю… твоя дальнейшая жизнь будет больше похожа на смерть. Агонию, растянувшуюся на годы. Долгие, долгие годы боли и отчаянья…
— Так художественно описать мою участь тебе повелел твой отец? — поинтересовалась я, сцепляя руки за спиной, неумело скрывая дрожь. — Хотя, зная вас… Иберия даже не догадывается о том, что ты здесь, не так ли?
— В отличие от некоторых, я не испытываю удовольствия от его мучений, — ответил отрешенно Индра, снимая с рук черные перчатки. — Отец считает, что на тебе можно смело ставить крест. Ему, конечно, говорить так в разы легче, чем тому, кто сделал тебя. Мне казалось, что в этом мире у тебя не было никого ближе меня, и теперь этот нож в спину…
— Брось ерничать! — кинула я раздраженно, отворачиваясь и вставая у двери. — Для кого-то, может, это и было сюрпризом, но не для тебя. Точно не для тебя. К чему этот визит? Решил свершить акт доброй воли? Убить по старой дружбе?
За спиной раздался тихий смешок.
— Ну что ты. То сострадание, которое может отыскаться в моей душе, не распространяется на предателей.
Его слова вынудили меня резко оглянуться. Зло сощурившись, я процедила:
