— Как скажешь.
Думаю, это был первый раз, когда мне так хотелось сдохнуть: грубо, неотвратимо и окончательно. Все для того, чтобы избежать продолжение выворачивающего наизнанку разговора о помолвке, свадьбе и сексе. С человеком, который первые три года считал меня никем, следующие три года называл своей сестрой, а месяц назад решил, что и этот статус устарел, пожелав сделать меня своей женой. Интересно, что Индре придет в голову еще через три года.
— Эла, ты же понимаешь… — я насторожилась. Его голос источал решимость, похожую на угрозу. — Понимаешь, что всё будет так, как захочу я. А твоё сопротивление только оттянет неизбежное, доставив тем самым лишнюю боль тебе и мне. Помнишь то чудесное время, когда ты подчинялась добровольно?
— Я была пугливым, слабым, глупым ребенком.
— Но тогда ума тебе хватало на то, чтобы понять: говорить «нет» на мое «хочу» бессмысленно. Просто смирись. До тех самых пор, пока не сможешь без меня жить и смиряться уже не придется.
Обидная правда: перечить его воле — весьма непростое и совершенно бесполезное занятие. Раньше воспринимать эту очевидность было гораздо проще. Как и наши несомненные различия. Первые месяцы я не решалась даже смотреть на Индру. Боялась наступать на его тень. Со временем граница между нами стерлась: я была принята в его семью, получила высокое звание, статус и право обращаться к нему, как к равному. Однако мое происхождение, мое прошлое, а также факт моего спасения им не в силах изменить даже такая непреодолимая сила, как время.
— Прости, я немного запуталась в твоих желаниях, — протянула я, нервно растирая немеющие ладони. — Ты хочешь себе рабыню? Или жену? Понимаю, для тебя эти слова синонимичны, но другие, нормальные люди считают, что они различаются не только написанием. Может, я ошибаюсь, но, кажется, супружеские отношения строятся на взаимном уважении, доверии, поддержке, понимании. А еще жена имеет право слова, да? У нее есть свое мнение, с которым ее муж должен считаться.
— Ясно, — усмехнулся тихо Индра. — Ставишь мне условия? Справедливо. Ты получишь какое угодно уважение, доверие и понимание, если согласишься стать моей.
Судорожно сглотнув, я мысленно сосчитала до трех.
— В таком случае… ты позволишь мне лично руководить всеми операциями, в которых будет принимать участие карательный отряд.
Да, я соглашалась. Но, похоже, это не совсем тот вид «уважения», который Индра был готов мне предоставить.
— Ты больше не будешь вмешиваться в мои дела, — натянуто продолжила я. — Перестанешь ограничивать меня. Отслеживать каждый мой шаг. И унижать меня перед подчиненными. Ты дашь мне свободу выбора и действия в том объеме, в котором ими должен располагать старший мастер.
Он медлил с ответом.
— Напомни, ради чего я должен идти на такие жертвы?
Радуясь в душе тому, что комната пустынна, и у снедающего меня стыда нет свидетелей, я, запинаясь, проговорила:
— Если ты освободишь меня от своей изматывающей опеки, я соглашусь… стать твоей женой и… позволю делать со мной все эти… вещи, которые сделают тебя счастливым.
В наступившем молчании Индра, вероятно, думал об этих самых «вещах». Это казалось невероятным, но он действительно был готов пойти на всё ради достижения цели, от которой меня неметафорический тошнило. Потому в итоге ответил:
— Конечно, мастер. Отныне вы вольны поступать, как вам вздумается.
Вот так просто закончилась эра его тирании. Просто уму не постижимо.
— А теперь иди ко мне.
Вспыхнув, я бросила:
— Это не всё.
— Слушаю.
Да, его терпение достойно похвалы, поэтому…
— Думаю, у твоего обещания должен быть… гарантийный срок.
— Не веришь мне на слово?
— Нет, — честно призналась я, зная наверняка, что он в этот момент улыбается.
В очередной раз подтвердив мои предположения о том, что он готов пойти на всё, молодой босс ответил:
— Хорошо. Сколько времени тебе нужно для того, чтобы привыкнуть к своему новому статусу?
В динамике раздался тихий щелчок — зажигалка. Я слышала, как Индра раскуривает сигарету, дыша глубоко, неторопливо. По всей вероятности, после моего согласия время перестало иметь какое-либо значение для него.
— Три года.
