подойдет и тронет. Тронет — разобьет, уничтожит, превратит в прах… нет, там и праха не останется.
Я, наверное, лежала здесь несколько часов к ряду, пялясь в стену напротив. Чувствуя себя младенцем среди темноты и кошмаров. Опасаясь того, что сильнее и выше меня. Что могущественнее и древнее.
А я даже не подозревала… никто не подозревал… что такое вообще возможно. Мы ведь мыслили себя королями мира… повелителями природы…
Люди всегда были такими глупыми?
А я… я всегда была такой наивной? Я теперь действительно чувствовала себя ребенком, который потерялся в этом мире, полном опасности, страха и… тьмы.
Дверь раскрылась и снова закрылась. Я знала, что пришел Блэквуд. Я не почувствовала сметающую, разрушительную волну ужаса, а значит, в комнату вошел человек… точнее, почти человек. До сих пор трудно смириться.
Наверное, он долго смотрел на меня, ошарашенную и напуганную, смотрящую в одну точку перед собой.
И он молчал. И я молчала.
— Скажи. — Прошептала я через какое-то время невыносимой тишины. — Твой владыка он… такой же, да?
— Нет. — Ответил спокойно, без тени эмоций Блэквуд. — Он хуже.
Глава 11
Молчание в данной ситуации было подобно действию той самой атомной бомбе, которая приземлилась далеко-далеко от меня, но ее излучение все же меня достигло, и вот я медленно тлею и разрушаюсь под действием смертоносной волны.
Бомба уже была брошена — известие о моей несчастной судьбе было подобно взрыву. А молчание было этой ударной волной, и оно накрыло меня… и я умирала…
— Блэквуд. — Позвала я тихо.
Наверное, я так жалко вообще никогда не выглядела. Хорошо, что здесь не было зеркал. А то от одного взгляда на себя, я бы разрыдалась. А плакать сейчас было нельзя. Это было самым худшим — признание своей несчастной доли. Эти слезы бы были той самой подписью согласия с его словами. А я не была согласна. Я не принимала ничего из того, что он мне приготовил. Но сам мой вид — жалкий и отчаявшийся подтолкнул бы меня за этот край сдержанности.
И вот я сижу тут в этой жуткой тишине, со всеми разъедающими меня мыслями, и зову того, кто может со мной поговорить. На самом деле мне было плевать, пусть хоть анекдоты травит. Но только не тишина. Я бы сейчас с удовольствием врубила что-нибудь тяжелое из репертуара пошлых немцев. Но музыки не было. Было только густое молчание.
— Блэквуд. — Позвала я громче, смотря на дверь. Тут их было две. Одна вела к лестнице на первый этаж дуплекса. А другая, на которую я теперь уставилась, вела… фиг знает куда, но Блэквуд сейчас был где-то там.
И он должен был меня услышать.
И он услышал.
Вдалеке захлопнулась с глухим щелчком дверь, а потом открывается эта, в его спальню. Я пыталась уловить звук его шагов, но сукин сын всегда двигался неслышно. Даже в тот раз, когда я пришла сюда за этим горе-интервью, когда наклонилась над кушеткой. Тогда я тоже не слышала его шагов, этот звук, который бы меня заставил вовремя подняться, который бы меня буквально вздернул наверх.
Но шагов не было. Он ходил неслышно, как убийца. Хотя так оно и есть, я теперь в этом не сомневалась.
— Ты соскучилась по мне, эйки? — Его улыбка была острой и холодной. Такое ощущение, что он до сих пор был задет моим смехом. Бред, конечно. Его ведь ничем не проймешь.
Я взглянула на мужчину, отмечая, что, видимо, выдернула его из душа. Вода мелкими бусинками застыла на его ресницах, волосы — влажные и взъерошенные. А еще он был раздет по пояс, давая рассмотреть свою грудь. Ну точно, тут работал Микеланджело. Однако вопреки всем скульптурным канонам, мужчина был мощным и широким в плечах, а не утонченным и хрупким на вид.
Кажется, молчание, которое повисло здесь, пока я рассматривала его тело, как это делает истинный ценитель искусства, Блэквуда лишь раздражало.
— Блэквуд. — Вновь повторила я, мой голос звучал глухо. Может потому что я сорвала голос ранее, а может, потому что я до сих пор находилась под давлением отрицательных эмоций. — Кто… это… твой гость, а?
Не знаю, правда ли я хотела это знать, или же мне просто нужно было с кем-нибудь поговорить.
