Она подумала об отце. Но схватка, изображенная на мантии, произошла давно, задолго до рождения ее отца, задолго до рождения кого бы то ни было из поселка. Безжизненные фигурки мужчин с красными узелками крови занимали лишь крошечную часть мантии, в Песне это был лишь один из множества эпизодов, одно мгновение, о котором Певец напоминал каждый год.
Глядя на мантию и разглаживая ее чистой ладонью, Кира поняла, что не успеет подробно ее изучить. Нужно было выполнить серьезную работу, и она чувствовала, что Джемисон все больше беспокоится. Он часто заглядывал к ней в комнату, чтобы убедиться, что она внимательно относится к работе и все делает тщательно.
Выбрав место на рукаве, которое нуждалось в починке, Кира растянула эту часть мантии на раме. Затем осторожно с помощью маленьких ножниц отрезала растрепавшиеся нити. Она заметила небольшое пятно на замысловато вышитом золотом цветке: он рос на поле, засеянном рядами высоких подсолнухов, рядом со светло-зеленым ручьем. Когда-то давно кто-то – очень искусный – с помощью изогнутых белых стежков изобразил пенистый поток. Каким талантливым был ее предшественник! Но эти испачканные нити придется заменить.
Она работала старательно и очень долго. Ее мать, хотя ее пальцы не обладали волшебным знанием, сделала бы эту работу быстрее и ловче.
Кира поднесла новые нити золотистого цвета поближе к окну и стала внимательно искать еле заметные изменения в тоне, отбирая для работы самые лучшие.
Когда сгустились вечерние сумерки, Кира закончила работу. Она поглядела на свою вышивку и решила, что у нее неплохо получается. Маме бы понравилось. И Джемисону тоже. Она надеялась, что, когда наступит время надевать мантию, понравится и Певцу.
Пальцы у нее болели. На этот раз все было не так, как в детстве, когда она вышивала маленькие лоскутки. И уж точно не так, как с тем особым лоскутком, который, когда она сидела у постели матери, словно бы начал двигаться по собственной воле, скручивая и перемешивая нити так, как она никогда не умела, рождая узор, который она никогда не видела. Тогда ее руки совсем не уставали.
Размышляя об этом особом лоскутке, Кира подошла к резной шкатулке, развернула вышитую ткань и положила ее в карман. Чувствовать, что она там лежит, было приятно и привычно – словно в гости зашел друг.
Скоро должны были принести ужин. Кира прикрыла расправленную мантию простой тканью, вышла в коридор и постучала в дверь Томаса.
Он только заканчивал работу: вытирал инструменты и складывал их на место. Длинный жезл лежал на верстаке, зажатый в тиски. Увидев ее, Томас улыбнулся. Теперь они каждый вечер ужинали вместе.
– Послушай, – сказал Томас и показал на окна. Центральная площадь под окнами шумела. В ее комнате, выходившей окнами на лес, всегда царила тишина.
– Что происходит?
– Посмотри. Они готовятся к завтрашней охоте.
Кира подошла к окну и выглянула. Внизу мужчины разбирали оружие. Охота всегда начиналась рано утром; мужчины уходили из деревни до восхода солнца. Сейчас же шла подготовка. Кира видела, что двери флигеля Здания Совета открыты и из хранилища выносят длинные копья и складывают их в центре площади.
Мужчины брали копья, взвешивали их в руках. Некоторые ругались. Двое схватились за древко одного копья, оба явно не собирались его отпускать и кричали друг на друга.
Среди шумной неразберихи Кира заметила, как какой-то мальчик проник в толпу мужчин и схватил копье.
Кажется, никто этого не заметил. Все были слишком заняты сварой. Одного мужчину уже ранили копьем, и он лежал весь в крови. Было очевидно, что скоро и другие получат увечья. Никто не обращал внимания на мальчика. Из своего окна Кира наблюдала, как он победно уносил копье подальше от толпы. Рядом с ним семенила собака.
– Это же Мэтт! – вскрикнула Кира. – Томас, он же совсем ребенок! Он слишком маленький для охоты!
Томас подошел к окну, и она показала на Мэтта пальцем. Резчик усмехнулся.
– Иногда мальчики ходят на охоту, – объяснил он. – Мужчинам все равно. Они разрешают ходить с ними.
– Но для ребенка это слишком опасно, Томас!
– А тебе-то что? Это всего лишь сопляки из Фена. Все равно их слишком много.
– Он мой друг!
Теперь он понял. Выражение его лица изменилось. Он озабоченно посмотрел на мальчика, которого уже окружила компания шалопаев, с которыми Мэтт часто проводил время. Сорванцы в восхищении смотрели, как он потрясает копьем.
Кира почувствовала сильную тревогу, и у нее задрожало бедро. Она опустила руку в карман, вспомнив, что положила туда свой лоскуток. Она прикоснулась к ткани и почувствовала исходящее от нее напряжение, сигнал об опасности.
– Пожалуйста, Томас, – быстро проговорила Кира, – помоги мне его остановить!
10
Пробираться через толпу было нелегко. Кира шла за Томасом, он был выше и прокладывал дорогу среди хрипло кричащих мужчин. Некоторых она узнавала: мясника, который с кем-то ругался, брата матери, который среди других взвешивал свое и чужое оружие с громкими хвастливыми возгласами.
Кира редко соприкасалась с миром мужчин. Они вели отдельную от женщин жизнь. Она никогда им не завидовала. Теперь, оказавшись между плотных и воняющих по?том тел, слыша произносимые сквозь зубы проклятья, она чувствовала одновременно страх и раздражение. Но потом поняла, что это поведение вызвано предстоящей охотой, перед которой было принято бахвалиться и испытывать друг друга. Неудивительно, что по-детски хвастливый Мэтт хотел быть с ними.
Вдруг светловолосый мужчина с окровавленными руками повернулся и схватил спешащую мимо Киру.
– Вот это добыча! – прокричал он.
Но его товарищи были слишком поглощены руганью. Пользуясь своим посохом как штыком, Кира оттолкнула мужчину и, вывернувшись, освободила запястья.
– Лучше бы ты сюда не ходила, – прошептал Томас, когда она его догнала. Они уже почти добрались до края площади, где в последний раз видели Мэтта. – Тут всегда одни мужчины. А во время охоты они ведут себя грубо.
Кира знала это. По резкому запаху, ругани и шуму она понимала, что это не место для девушек и женщин, поэтому не поднимала головы и смотрела в землю, надеясь, что ее больше не заметят.
– Вон Прут! – показала она на пса, который узнал ее и завилял кривым хвостом. – Мэтт где-то рядом!
Они с Томасом ринулись вперед и увидели его, все еще размахивающего копьем. Хорошо заточенное острие было в опасной близости от лиц других детей.
– Мэтт! – крикнула она.
Он заметил ее, помахал рукой и улыбнулся.
– Теперь я Мэтти! – крикнул он в ответ.
Выйдя из себя, Кира схватила древко копья чуть выше его руки.
– Двусложным ты станешь нескоро, Мэтт, – сказала она. – Томас, возьми.
Она забрала копье из рук Мэтта и осторожно передала его резчику.
– А я уже! – сказал Мэтт, гордо улыбаясь. – Глянь, у меня уже и шерсть мужская есть!
Мальчик поднял руки над головой. Кира увидела, что его подмышки покрыты какой-то растительностью.
– Что это? – поинтересовалась она.
Затем сморщила нос.
– Воняет ужасно!
Она потрогала его подмышки и рассмеялась:
– Мэтт, это же болотная трава! Это ужасно. Зачем ты ее на себя наклеил?
Трава была наклеена еще и на грудь.
Томас отнес копье мужчинам, а потом с укором посмотрел на Мэтта, вырывавшегося из рук Киры.
– Ты настоящий звереныш! Как считаешь, Кира, не пора ли показать ему, что такое ванна? Давай-ка его почистим и смоем его второй слог?
При слове «смоем» Мэтт стал извиваться сильнее.
Но теперь его держал еще и Томас. В конце концов мальчик дал Томасу посадить себя на плечи и понести над толпой.
Теперь, когда копье исчезло, компания юных поклонников Мэтта бросилась врассыпную. Кира услышала, как Мэтт, возвышающийся над толпой, закричал: «Эй, это я, парень-зверь!» Но никто не обратил на него внимания. Под ногами она заметила Прута и подняла его, чтобы на него не наступили. Прижав собаку локтем свободной руки, Кира оперлась на посох и поспешила за Томасом; они направились в обход толпы обратно в тихие коридоры Здания.
