Мерсед вполне мог бы стать еще одной заурядной жертвой в городе, где всегда хватает новостей: темой для короткого ролика в телерепортаже, небольшой заметки в английской прессе или чуть более пространного обсуждения – в испанской.
Но волею судьбы все вышло по-другому. Незадолго до этого Мерсед и его группа «Лос-Рейес Халиско» выступили на свадьбе члена городского совета Армандо Зейаса, а три месяца спустя Зейас решил баллотироваться в мэры и начал свою избирательную кампанию.
Мерсед выжил. Пуля поразила один из позвонков и превратила его в паралитика, а заодно и в орудие политической борьбы. На всех предвыборных митингах и встречах Зейас обязательно выкатывал его коляску. Мерсед стал для него символом равнодушия властей, от которого страдали жители восточного Лос-Анджелеса. Преступность процветает, полиция не работает: стрелявший в Мерседа до сих пор не найден. Банды бесчинствуют на улицах, а важные социальные проекты – например, продление ветки метро – постоянно откладываются. Зейас обещал, что при нем все изменится, и превратил Мерседа и весь восточный район в краеугольный камень своей кампании. Это помогло ему выделиться из толпы соперников и конкурентов. Политик держался данной линии до самых выборов и в итоге победил. А Мерсед всегда сидел рядом с ним в коляске, одетый в костюм мексиканского ковбоя или в окровавленную рубашку, которая была на нем в день стрельбы.
Зейас отработал на своем посту два срока. Власти и полиция стали уделять больше внимания восточным районам города. Преступность снизилась, ветку метро достроили – даже добавили лишнюю станцию под Мариачи-плазу, – и новый мэр купался в лучах славы. Но преступника, стрелявшего в музыканта, так и не нашли, а засевшая в позвоночнике пуля причиняла Мерседу неимоверные страдания. Началось заражение крови, за ним последовало несколько операций. Ему ампутировали ногу, потом вторую. В довершение всех бед отрезали и руку, которая когда-то перебирала струны гитары и играла мексиканский фолк.
А теперь Мерсед умер.
– Мяч на нашей стороне, – заявил Краудер Босху. – Мне плевать, что там говорит пресса, но если это убийство, мы должны его расследовать. Как только медики решат, что причиной смерти стала старая рана, мы заведем дело, и вы с Люси им займетесь.
– Понял.
– Но вскрытие должно прямо указать на убийство, иначе это дело умрет вместе с Мерседом.
– Ясно.
Босх никогда не отказывался от дел: он знал, что выбирать особо не приходится. Но его удивило, что Краудер подключил к этому расследованию именно его и Сото. С самого начала было ясно, что попавшую в Мерседа пулю выпустил скорее всего какой-нибудь бандит. Следовательно, детективам придется иметь дело с «Белой оградой» или другой крупной бандитской группировкой, действовавшей в Бойл-Хейтсе. Это означало, что от полицейских потребуется хорошее знание испанского, а Босху – в отличие от Сото, владевшей им свободно, – похвастаться тут было нечем. Конечно, он мог нагрянуть в какой-нибудь мексиканский ларек и приказать подозреваемым опуститься на колени и заложить руки за голову. Но вести сложные разговоры – а то и переговоры – совсем другое дело. Выходило, что большая часть работы ляжет на плечи Сото, а она, по мнению Босха, еще не была к этому готова. Между тем в отделе имелось по меньшей мере еще двое опытных сотрудников, бегло говоривших по-испански. Краудер вполне мог бы поручить это дело им.
Но Краудер поступил иначе, и это заставило Босха насторожиться. С одной стороны, директиву насчет него и Люсии могли спустить из мэрии. Дело наверняка заинтересует прессу, и участие в нем Сото, признанного героя-полицейского, произведет положительный эффект. Другой, более скверный вариант заключался в том, что Краудер хочет подставить их команду и тем самым бросить тень на шефа полиции, который, вопреки всем правилам и традициям, набрал в отдел неопытных юнцов. Пополнять ряды молодыми кадрами, отодвинув в сторону заслуженных ветеранов, – это плохо вяжется с принципами субординации. Возможно, таким способом Краудер хотел показать шефу, что тот не прав.
Босх повернул за угол стоянки, постаравшись выкинуть эти мысли из головы. Он прикинул планы на предстоящий день и сообразил, что они находятся недалеко от полицейского участка в Холленбеке, а еще ближе – к Мариачи-плаза. Надо было только свернуть от Миссии на Первую Восточную, а потом проехать под Сто первым шоссе. Минут десять максимум. Гарри решил изменить маршрут и посетить намеченные места в другом порядке.
Они были уже на полпути к машине, когда Босх услышал, как кто-то окликнул Сото. Оказалось, по парковочной площадке к ним спешила женщина с микрофоном в руках. Следом за ней, на ходу лавируя среди машин, несся оператор.
– Вот черт, – выругался Босх.
Он огляделся, нет ли поблизости других. Кто-то – возможно, Корасон – слил информацию прессе.
Раньше Гарри уже видел эту женщину, хотя не мог вспомнить, где именно: на пресс-конференции или в теленовостях. Впрочем, они не были знакомы лично. Журналистка направилась прямиком к Сото, выставив вперед свой микрофон. В глазах прессы Люсия была куда более лакомым куском, чем Босх. По крайней мере, в последние пару лет.
– Детектив Сото, я Кэти Эштон, «Пятый канал», вы меня помните?
– Э, кажется, да…
– Скажите, смерть Орландо Мерседа официально признана убийством?
– Пока нет, – быстро вмешался Босх, хотя его даже не было в кадре.
Камера и репортеша синхронно повернулись в его сторону. Меньше всего ему хотелось оказаться в новостях, но он не собирался давать журналистам фору в этом деле.
– В ближайшее время судмедэксперты проанализируют данные по мистеру Мерседу и вынесут свое решение. Надеюсь, скоро мы его услышим.
– Значит ли это, что полиция возобновит расследование покушения на жизнь мистера Мерседа?
– Дело еще не закрыто, и пока это все, что мы можем вам сказать.
Эштон молча развернулась на девяносто градусов и сунула микрофон под нос Сото.
– Детектив Сото, вас наградили медалью за доблесть после перестрелки в Пико-Юнион. А теперь вы жаждете крови человека, убившего Орландо Мерседа?
Сото на секунду растерялась, но потом ответила:
– Я не жажду ничьей крови.
Босх обогнул оператора, который тоже повернулся к Сото и снимал через левое плечо Эштон. Детектив взял напарницу под руку и подтолкнул к машине.
– Все, – отрезал он. – Больше никаких комментариев. Обращайтесь в официальную пресс-службу.
Они развернулись к журналистам спиной и быстро направились к автомобилю. Босх сел за руль.
– Хорошо сказала, – заметил он, включая зажигание.
– Ты о чем? – отозвалась Сото.
– О твоем ответе насчет убийцы Мерседа.
– А.
Они выехали на Мишн-роуд и двинулись на юг. В нескольких кварталах от офиса городской судмедэкспертизы Босх свернул к тротуару, остановился и протянул руку к Сото.
– Дай-ка взглянуть на твой телефон, – попросил он.
– Зачем? – поинтересовалась Сото.
– Просто дай взглянуть. Когда я отправился на вскрытие, ты сказала, что тебе нужно позвонить. Я хочу убедиться, что ты не звонила этой репортерше. Мне не нужен напарник, который болтает с прессой.
– Нет, Гарри, я ей не звонила.
– Прекрасно, тогда покажи мне свой телефон.
Сото с оскорбленным видом протянула ему сотовый. Это был айфон – такой же, как у Гарри. Он открыл список вызовов. Сото не звонила со вчерашнего вечера. Последний входящий звонок она получила сегодня утром, когда Босх набрал ее номер, чтобы рассказать о новом деле.
– Ты отправила ей сообщение?
Он просмотрел эсэмэски, последняя из которых была отправлена некой Адриане. Текст оказался на испанском. Босх закрыл приложение.
– Кто это? О чем там говорится?
– Моя подруга. Слушай, я просто не хотела идти в ту комнату, понимаешь?
– В какую комнату? – Босх взглянул на нее. – О чем ты…
– К патологоанатому. Я не хотела на это смотреть.
– Значит, ты мне соврала?
– Прости, Гарри. Мне очень неловко. Боюсь, я бы этого не вынесла.
