Тяжелый вздох Птеры Эхо знала так же хорошо, как биение собственного сердца.
– Ладно. Делай, как знаешь. – Птера опустила глаза на музыкальную шкатулку, которую сжимала в руке. – Какая прелесть!
Эхо пожала плечами, не в силах удержаться от довольной улыбки.
– Лучшее, что мне удалось найти, учитывая обстоятельства.
Птера склонила голову набок, не отрывая взгляда от шкатулки.
– А почему ты выбрала именно ее?
– Она мне понравилась. Красивая, – ответила Эхо. – И играет твою колыбельную. А что? С ней что-то не так?
– Да нет. – Птера покачала головой. – Скорее наоборот. Ее сделали птератусы, но я таких вещиц не видела уже много лет. Даже десятилетий.
Птера, казалось, наобум нажала на стенки шкатулки, и не успела Эхо спросить, что это она делает, как у самого дна открылся потайной ящичек. Птера вытащила оттуда клочок бумаги.
– А это еще что? – изумилась Эхо.
Птера аккуратно развернула бумажку и широко раскрыла глаза от удивления.
– Ого! Ничего себе!
Эхо подалась вперед, но за руками Птеры ей ничего не было видно.
– Что? Что там такое? Не томи.
– Я думала, что мы потеряли ее навсегда. Но точно не знаю. Пока, по крайней мере. – Птера поднялась, сложила бумажку и сунула в один из потайных кармашков платья. – Пошли. Поговорим об этом в Гнезде.
– Может, попозже? – спросила Эхо, помахав перед Птерой буррито. Куски риса и сыра посыпались ей на колени. – Я вообще-то хотела доесть буррито.
Птера приподняла бровь, и Эхо поняла все без слов.
– Ну хорошо, – пробормотала она и завернула буррито в фольгу. Оно казалось таким грустным, одиноким, недоеденным. Печально, что ни говори. Эхо встала, отряхнула джинсы. – Но надеюсь, это того стоит.
– Еще как, – уверила ее Птера, поднялась, и вокруг ее ног закружились чернильные вихри междумирья. Сердце Эхо екнуло от предчувствия того, что сейчас произойдет. Перемещаться по междумирью без надежной поддержки, которую обеспечивают двери, – сущая авантюра. Птера протянула Эхо руку.
– Напомни мне, дитя мое, рассказывала ли я тебе легенду о жар-птице?
Глава третья
Даже толстые каменные стены Крепости виверны не могли заглушить грохота волн, разбивающихся о скалы, и завывания ветра. Океан ревел, с беспощадной яростью обрушиваясь на фундамент. Гай завидовал натиску волн, их неистовству, бешеному исступлению, с которым они так упорно пытались сокрушить твердыню. Он закрыл глаза и на мгновение представил себе капли воды на лице. Если бы он мог позаимствовать у океана хоть малую толику его мощи! Но Гай – не океан, а преграды, с которыми ему пришлось столкнуться, – не податливее каменных стен.
– Ваша верность достойна уважения, – проговорил он, поворачиваясь к пленникам. – Я не шучу.
На полу темницы стояли на коленях два разведчика птератусов. Их запястья были скованы за спиной тяжелыми железными наручниками. Перья, некогда яркие, цветастые, потускнели под толстым слоем крови и грязи. Тот, что слева, с пестрым, как у филина, оперением, покачивался, стараясь удержать равновесие. Второй напомнил Гаю сокола, маленького и гладкого, с зоркими желтыми глазами. Он даже не дрожал. Стоял как скала, спокойно и твердо. Гаю было проще видеть в них птиц, на которых они походили, чем людей: легче сделать то, что он должен был сделать. Сокол плюнул ему под ноги, и капли крови, смешанные со слюной, упали на сапоги Гая.
– Ничего мы вам не скажем. – Сокол держался уверенно и дерзко, несмотря на то, что перед ним сам Повелитель драконов. Что ж, похвально.
Гай кивнул двум стражникам, стоявшим позади пленников. То были огнедышащие драконы, самые грозные воины армии дракхаров. Для двух изможденных птератусов такая мощная охрана была излишней, но иногда не мешало припугнуть. Драконы схватили филина за руки. Сокол с ужасом глядел на них.
– Ты – нет, – проговорил Гай. – А он скажет.
Драконы рывком подняли пленника на ноги и потащили к Гаю. Филин взмолился о пощаде. Голос его звучал так громко, что даже рев океана не смог его заглушить. Золоченые доспехи стражников блестели в неярком свете факелов, горевших в темнице.
Гай положил руку филину на щеку, стараясь не оставить синяка. От его прикосновения пленник вздрогнул и умолк.
– Расскажи мне, что я хочу знать, – негромко и мягко проговорил Гай, как будто выманивая перепуганное животное из укрытия. – И я обещаю, что буду милосерден.
Сокол попытался было подняться, но один из драконов пнул его в колено, и птератус, роняя перья, рухнул на пол.
– Драконы не знают милосердия, – прошипел сокол. В глазах его горела неудержимая ярость. Огнедышащий дракон наступил пленнику на горло каблуком, и тот замолчал.
Гай не обратил на выпад пленника никакого внимания: он пристально смотрел на филина.
– Что вам понадобилось в Японии? Вот уже больше века это земля дракхаров. Что вы там забыли?
Филин облизал запекшиеся губы, поглядывая то на Гая, то на того, кто стоял за его спиной.
«Так не пойдет», – подумал Гай и сильнее сжал лицо пленника, чтобы тот не отвлекался.
– Я всегда держу слово, что бы обо мне ни болтали, – проговорил Гай. – Если ты все расскажешь, обещаю, что проявлю к тебе и твоему товарищу заслуженное милосердие.
Филин проглотил комок в горле и часто заморгал. Его огромные зрачки сужались и расширялись с пугающей быстротой. Наконец он заговорил, но так тихо, что Гаю пришлось наклониться, чтобы расслышать его слова.
– Нас послал генерал.
Гай с такой силой заскрипел зубами, что у него хрустнула челюсть.
– Генерал Альтаир?
Пленник часто-часто закивал, совсем как птица, на которую походил.
Гай провел большим пальцем по щеке филина. Того пробрала мелкая дрожь от пяток до взъерошенных перьев на висках.
– И что же вам велел Альтаир?
– Предатель, – плюнул в товарища сокол. Огнедыщащий дракон снова наступил ему на горло, и птератус вскрикнул от боли. Филин трясся всем телом, так что перья на его руках трепетали. Он попытался было оглянуться на сокола, но Гай удержал его голову.
– Продолжай.
Филин снова облизнулся и произнес, то и дело прикусывая нижнюю губу:
– Генерал… хотел, чтобы мы нашли…
Гай сдавил филину горло и провел большим пальцем по бьющейся жилке.
– Нашли что?
– Жар-птицу.
Гай сделал над собой усилие, чтобы его лицо оставалось таким же равнодушным и бесстрастным, каким обычно бывало при дворе. Слишком долго он ждал, чтобы кто-то произнес эти слова.
– И как, удалось?
– Нет. – Пленник покачал головой, как птица.
– Значит, нет, – повторил Гай. Ну разумеется. Как всегда, поиски ни к чему не привели.
Гай выпустил филина и отступил на шаг, едва удержавшись, чтобы не вытереть ладонь о штаны.
– Что ж, спасибо. Мы вознаградим вас за помощь. – Гай снова кивнул огнедышащим драконам. Те оттащили филина назад и подняли сокола на ноги. – Убейте их.
Глаза филина впервые полыхнули огнем.
– Вы же обещали, что будете милосердны.
– Я и так милосерден, – ответил Гай и отвернулся. – Вы умрете быстро.
Птератусов уволокли вглубь темницы. Гай смежил веки. Он видел странные широкие глаза филина так же ясно, как несколько мгновений назад, но тут какой-то посторонний звук нарушил тишину, и образ рассеялся.
Хлоп. Хлоп. Хлоп.
Гай обернулся. Перед ним стояла его сестра, Танит, великолепная в своих золоченых доспехах, даже несмотря на покрывавший их слой сажи и запекшейся ржавой крови. Светлые локоны выбились из косы, мягким золотом обрамляя лицо. Малиновые глаза весело блестели. Это ее огнедышащие драконы поймали двух птератусов, и Танит торжественно привела окровавленных и избитых пленников к Гаю. От усердия сестры ему было тошно.
«Что ж, по крайней мере, хоть один из нас получил удовольствие от этого спектакля», – попытался успокоить себя Гай.
– Молодец, брат. А я уж боялась, что ты утратил былую хватку. – Танит шагнула к нему, звеня доспехами. Плечи ее покрывал длинный тяжелый пурпурный плащ, полы которого с шуршанием волочились по полу. – А вообще-то ты зря стараешься. Жар-птицу не найти, потому что и искать-то некого. Ее не существует, что бы там себе ни воображал этот чокнутый генерал птератусов.
