– По той же причине Володя не рискнул объявить себя автором трудов АБС, – добавила Полина. – Понимаешь, весьма возможно, что в недалёком будущем портьеры обоих миров сольются в одну, общую. А возможно, вслед за портьерами сольются и сами миры.
Минут пять молчали. Солдатов пытался собрать разрозненные мысли воедино, но ему это упорно не удавалось.
– Не понимаю, – со злостью сказал он наконец. – Что мешает стянуть информацию с этой вашей Флибусты сейчас? Наймём плетельщиков, снабдим их цифровиками, и пускай себе тянут под нашим началом. Пока там что-то сольётся или разольётся, мы успеем сколотить состояния.
– Нет, не успеем, – криво усмехнулась Полина. – Я уже говорила тебе: мы опоздали. Флибусты больше нет, третьего дня её, к сожалению, прихлопнули.
– Как это «прихлопнули»? – ахнул Герман Иванович.
– Да так – ликвидировали. По закону. Миры, увы, сближаются, Герман: у них теперь тоже, видишь ли, появились законы против моли. Пока, правда, не такие строгие, как у нас.
Герман Иванович поднялся. Сунул «КК» в карман и, глядя себе под ноги, пошагал на выход. На пороге обернулся.
– Агентство «Иголка в стогу» прекратила своё существование, – с горечью сказал он. – Младший партнёр собирался надуть старшего. Да и старший тоже хорош.
– Мы все хороши. – Полина потупилась. – Хотели стать богачами за чужой счёт. Знаешь, Герман, я думаю, то, что у нас ничего не вышло, – справедливо. Кстати, АБС – это не один человек, а двое. В том, другом мире, их уже нет в живых. Однако их сочинения будут жить вечно. Должны жить вечно. И вот что мы с братом по этому поводу думаем…
– Мы распутали дело, – пожал руку издателю Солдатов. – Позвольте представить вам Владимира Петровича Вяземского. В сложившихся обстоятельствах доверенное лицо АБС в нашем мире – он.
– «В нашем мире»? – удивился Алексей Емельянович. – Что это значит?
– Долгая история, – махнул рукой Солдатов. – И к делу не относящаяся. Важно то, что господин Вяземский даёт разрешение на публикацию рукописей. Агентство «Иголка в стогу» выступит поручителем. Условия сделки, однако, меняются.
– Что ж, – потёр руки Суворин, – прекрасно. Каковы новые условия, позвольте узнать?
– Я отказываюсь от гонорара, – твёрдо заявил Князь. – Вы опубликуете рукописи за авторством братьев Аркадия и Бориса Стругацких так, чтобы их сочинения стали достоянием человечества. Причитающуюся сочинителям часть прибыли я, как распорядитель, жертвую в пользу нуждающихся. И пусть никто не уйдёт обиженным.
Полночь
Дмитрий Никитин
Копыто смерти
…и письменные доносы какой-то сволочи, которая знала о группе всё и была, может быть, даже членом группы…
– Приветствую, уважаемый Копыто!
– Для вас – Семьсот одиннадцатый! Почему так срочно? Вы понимаете, как я рискую, встречаясь с вами?
– Семьсот одиннадцатый, как всегда, всем недоволен! – Человечек снова вяло засмеялся. Маленький, зажатый в углу мощной фигурой собеседника. И этот человечек его – Мемо Грамену, Копыто Смерти, одного из зачинателей подполья, террориста до мозга костей – держит своими мягкими ручонками за горло. Так держит, что не вырваться!
– Умник, то есть господин государственный прокурор, считает, что Гэла Кетшефа пора ликвидировать. Со всей основной группой.
– Массаракш! Послушайте, Кох! Нельзя ли подождать несколько дней? я вот-вот получу назначение на юго-запад. Тогда и кончайте с Гэлом! И ко мне – никаких подозрений. я же столько сделал, чтобы оправдаться перед штабом. Два нападения на башни. Лично расстрелял командира гвардейской бригады.
– И тем спасли его от трибунала. Завтра, к одиннадцати, соберете группу у Кетшефа. Да, еще. Надо обеспечить при задержании вооруженное сопротивление…
– Хотите засадить меня надолго?
– Будете свободны уже через день. Планируется одна акция…
– Да если я появлюсь сразу после ареста, со мной никто разговаривать не станет! В подполье, знаете, не доверяют тем, кому слишком везет. Два успешных побега подряд…
– Не беспокойтесь, будет надежное прикрытие. Ротмистр Чачу гарантирует.
– Чачу – это хорошо. Первая хорошая новость за сегодня.
– Итак, Копыто, по какой причине общий сбор?
Ответа ждала вся боевая группа: прямой, как палка, Гэл Кетшеф со своей высохшей супругой Орди Тадер, тихий однорукий головорез Тик Феску по кличке Вепрь, и этот, новенький… И все как один не любят его, угрюмого ворчуна Мемо Грамену. Уважают – как опытного бойца, лучшего пулеметчика подполья, но не любят. А у него нет к ним никакой неприязни. Но дело есть дело. Скоро Гэл и остальные, видимо, умрут. Ну и что? Сами они сколько людей отправили к Мировому Свету? А теперь не повезло им. Вернее, не теперь, а год назад, когда Копыто попался на акции, и его сломали в охранке. Интересно, выдержали бы другие? Орди не сломалась, когда взяли ее ребенка. Не сломалась, но умерла. Теперь не живёт, только мстит. Да и сам Гэл – «философствующий покойник», как однажды отозвался о нем Кох. А мертвые живому не товарищи.
– Говори же, Копыто!
Что ж, протянем время, зальем уши.
– Новости о Волдыре. Он, похоже, рассорился с Отцами. И у него есть люди, пулеметы, взрывчатка…
Гэл покачал головой:
– Мы не будем иметь дело с этими бандитами. Хватит того, что берем оружие у хонтийцев.
– Я ставлю вопрос на голосование!
– Хорошо, голосуем. Кто за переговоры с Волдырём? Птица? Против! Вепрь? Против! Студент? За? Тогда мой голос решающий. я – против! Предложение Копыто отклоняется. Не понимаю… – Гэл скривился, схватился руками за голову. – Так, быстро расходимся!
Соображает! Лучевой удар в неурочное время. Значит, рядом передвижной излучатель, облава. Но разбежаться они не успеют. Массаракш! Как же больно! Всё тело будто один больной зуб, и его выворачивают клещами, расковыривают крючком. Орди и Вепрь валятся с ног, а новичок, ничтожество, катается по полу, выдавая себя и остальных истошным криком. Но Гэл держится, заряжает трясущимися руками сразу два «герцога». Достал пистолет и Копыто. На лестнице грохочут подкованные сапоги.
– Я к двери!
Мемо доковылял до темной прихожей. В дверь молотили прикладами. Потом ударили автоматной очередью, сбивая замок. Послал в ответ пару выстрелов прямо через доски. Прихожую заволокло пороховой гарью. Мемо отступил в боковой коридор. Был бы пулемет, хрен у него кто прошел! Еще бы и башка болела поменьше…
Дверь с треском распахнулась. Первым в квартиру ворвался ротмистр Чачу. Мемо выпалил ему над головой. Два автоматчика застряли в дверях, мешая друг другу. Кого подстрелить – рыхлого толстяка или рослого детину? Пока думал, рослый протиснулся и, словно видел в темноте, вцепился в руку с пистолетом. Мемо не успел опомниться, как чудовищный рывок поднял его в воздух и опрокинул вниз головой, так что ноги задели низкий потолок. Отвратительно хрустнули зажатые, как в тисках, пальцы, и Мемо всем своим грузным телом обрушился на пол, теряя от удара сознание.
В целом всё прошло нормально. Ну, почти… Гэл чуть не застрелил Чачу. Ротмистра выручил тот же здоровенный гвардеец, что вырубил Мемо. Скрутил Гэла голыми руками. Копыто рассмотрел этого парня на заседании тройки, где тот стоял конвойным. На голову выше остальных, и лицо такое странное. Особенно глаза – живые, подвижные, наивные по-детски, но будто высверливают тебя насквозь. Очень неприятное ощущение. И не то что этот тип казался слишком опасным, в свое время Копыто валил и не таких силачей. Просто чувствовалось – с ним надо всегда быть настороже, точно рядом с нехищным, но очень большим зверем. И еще Копыто был уверен – этот юнец чует, что внутри людей. Вот стоит молокосос за спиной и удивляется, чего это Мемо такой спокойный, когда выносят ему смертный приговор.
