– Раз, два, три, четыре, пять… – вполголоса считал генерал Говоров покрытые бело-зелеными пятнами приземистые коробочки. Одновременно с их появлением в окрестностях Большого Гатчинского дворца взметнулись в небо дымные султаны разрывов фугасных снарядов примерно шестидюймового калибра. Там, по достоверным данным разведки, в правом крыле на первом этаже располагался штаб 50-го армейского корпуса и временный штаб 18-й армии вермахта.
Две минуты спустя, почти на пределе дальности, по той же цели из Торговой Гавани отработали главным калибром крейсера Балтфлота. Надо было намекнуть немецким штабистам, что бессмысленно прятаться в подвал, а лучше попробовать сменить дислокацию. Все, скоротечная операция «Гатчина» началась.
Когда сутки назад генералу Говорову сообщили план этой операции, то он сначала посчитал ее откровенной авантюрой. Механизированная бригада, пусть и полного штата, атакует, по сути, целую армию… Но бригада Бережного подчинялась не Ленинградскому фронту, а напрямую Ставке, и у товарища Сталина на эту операцию были свои резоны. Тем более что Ленинградскому фронту для завершающего этапа по снятию блокады тоже были выделены дополнительные силы.
Из-под Москвы под Ленинград по «зеленой улице» уже были переброшены 157-я, 236-я стрелковые дивизии и 74-я бригада морской пехоты, ранее входившие в состав 44-й армии. Выгруженные в районе Красного Села, эти части должны были составить ударный кулак, с помощью которого будет нанесен удар навстречу прорывающейся к Ленинграду бригаде Бережного.
Вчера генерал выбрал время и съездил на станцию глянуть на выгружающееся пополнение. В основном это были уже обстрелянные, уверенные в себе бойцы, принимавшие участие сначала в Феодосийском десанте, а потом в уничтожении окруженной армии Клейста. Они собственными глазами видели, как сдаются окруженные немцы, и этот опыт стоил дорогого. Да и экипированы прибывшие были очень даже неплохо: теплые, не сковывающие движений «осназовские» бушлаты, поверх которых были надеты белые маскировочные чехлы. Такими же матерчатыми чехлами были обшиты каски, а вместо шапок-ушанок имелись вязаные круглые шапочки по типу лыжных, хорошо подходящие для ношения вместе со шлемом. Командиры своей экипировкой ничем не выделялись среди бойцов, если не считать кубари и шпалы в петлицах. Вооружены прибывшие были тоже по принципу «кашу маслом не испортишь»
Особо бросалось в глаза наличие двойного комплекта пулеметов во взводах, включая ДШК на новых треногих станках и имеющиеся в каждой роте взводные штурмовые группы, полностью вооруженные автоматами ППШ. Было видно, что для того, чтобы добить попавшего в капкан фашистского зверя, Ставка отдала Ленинградскому фронту лучшие части.
Сейчас вся эта сила, две дивизии и бригада, уже выдвинуты на исходные позиции для атаки в передовые окопы, где сменили утомленных полугодовой битвой за город Ленина и истощенных блокадой бойцов 42-й армии. Так что Ленинградскому фронту было чем ударить навстречу штурмующей Гатчину мехбригаде осназа. Осталось совсем немного.
Тем временем бой, за которым генерал Говоров наблюдал через стереотрубу, развивался по своим законам. Танки начали сходить с шоссе, развертываясь в боевой порядок, а на окраинах Гатчины, в районы поселка Большие Колпаны, куда и было нацелено острие ударной группировки, началось шевеление гитлеровцев, которые стали лихорадочно окапываться. Кроме того, с высоты НП было заметно оживление во второй линии окопов 121-й и 68-й пехотных дивизий противника. Немцы явно занимались своим любимым занятием – собирали сводные камфгруппы для отправки на угрожаемый участок. Бисмарк называл это «попытками настричь шерсти со своих яиц» но кто же из немцев сейчас помнит про Бисмарка. Он им и в Россию советовал не соваться ни в коем случае. И вот надо же, второй раз за полвека, и на те же грабли.
Когда от ударной группировки мехбригады, развернувшейся в боевой порядок, до немецких позиций у Больших Колпанов осталось всего километра два, от Никольского беглым огнем по немцам ударили самоходные 120-миллиметровые минометы. По крайней мере, генерал Говоров, посчитал минометами эти маленькие юркие машины с круто задранными вверх стволами. В том, что огонь по немцам ведется именно минами, тоже не было никаких сомнений. Уж больно характерная, почти отвесная, траектория падения снарядов. Говоров, кадровый артиллерист, в этом не сомневался. Только ни о чем подобном он никогда раньше не слыхал.
В огневом налете участвовали две батареи – двенадцать машин, и ад на недостроенных немецких позициях продолжался минут пятнадцать. За это время на поле боя трофейные полугусеничные тягачи на расстоянии примерно километра от немецкого переднего края сбросили десант и отступили в тыл, а танки с ходу начали бить прямой наводкой по каким-то только им известным целям. Немецкие солдаты стали покидать позиции и отходить в тыл…
И их можно было понять. На доблестных солдат вермахта неудержимо прут малоуязвимые для немецкого ПТО два десятка тяжелых танков КВ-1 и столько же средних Т-34. Причем все русские танки вооружены новыми длинноствольными пушками.
Но и это еще не все. Вместе с уже знакомыми немцам советскими танками вперед движутся еще какие-то неизвестные машины. Среди них были и такие монстры, рядом с которыми даже КВ кажутся недомерками. На перекресток у Больших Колпанов нацелилось не менее семидесяти советских танков разных типов и до тысячи человек пехоты. Пехоты, хорошо обученной и одетой в зимнюю маскировочную одежду. Надо очень сильно напрячь зрение, чтобы заметить отдельного бойца.
А еще ураганный обстрел из минометов и пушек, страшный вой мин, свист снарядов и грохот разрывов, переворачивающих небо и землю. Своя легкая артиллерия молчит, ибо на почти необорудованных позициях ей досталось не меньше, чем пехоте. Ржут раненые кони, задрала колесо в небо перевернутая пушка. Все тяжелые батареи при этом нацелены на Ленинград, и чтобы развернуть громоздкие орудия на сто восемьдесят градусов, для которых к тому же не было тягачей, нужно много времени, которого у немецких артиллеристов как раз и не было. Еще совсем немного, и советские танки, ворвавшись на огневые позиции, уничтожат их. Вот они неумолимо надвигаются железной стеной, и нет от них никакого спасения.
Неизвестно, кто первый из немецких солдат, вскочив, помчался в тыл, петляя, как заяц, но вскоре таких были уже десятки. От блокпоста фельджандармов на железнодорожном переезде в Малых Колпанах по беглецам ударил пулемет, чуть позже к нему присоединился второй. Попав меж двух огней, бегущие с поля боя немцы залегли, чтоб больше уже никогда не подняться. Смерть была со всех сторон. Часть беглецов попыталась отойти с шоссе вправо и укрыться в развалинах деревни. Нескольким из них посчастливилось, подняв руки, своевременно сдаться в плен, бормоча о том, что, дескать, когда-то они голосовали за коммунистов.
Тем временем минометный обстрел перекрестка прекратился, советские танки и мотострелки сблизились с немецкими позициями на критические двести метров, и самоходным минометам было уже пора менять позиции. Говоров понял, что еще несколько минут, и Бережной ворвется в Гатчину всем своим бронированным кулаком. Наступил тот момент, когда немецкое командование находится в достаточной степени на взводе, чтобы от отчаяния начать делать глупости. Ведь в вагонах на станции и пристанционных пакгаузах хранятся армейские запасы продовольствия, амуниции и боеприпасов, без которых немецкие солдаты превратятся в толпу голодных оборванцев. Смутить, сбить с толку и нанести разящий удар – сейчас или никогда.
– Георгий Федотович, – сказал Говоров стоящему рядом с ним командующему артиллерией Ленинградского фронта генерал-майору Одинцову, – пора. Давайте, как договаривались, с дымком.
Одинцов снял трубку полевого телефона, связывающего НП и штаб артиллерии.
– Иванов! Зрители в сборе, начинайте концерт, вариант «Сосна»
– Вас понял, товарищ генерал, вариант «Сосна» – ответил Иванов и отключился.
