–?Никакого. Совершенно никакого.
–?Будь это Габри, или Питер, или Рут…
Обе женщины замолчали. Видимо, это был уже перебор.
–?В общем, – сказала Мирна, – даже будь это кто-то совершенно посторонний, тебе было бы не все равно.
Клара кивнула.
–?Но Лилиан не была посторонней.
–?Хотелось бы мне, чтобы была, – тихо призналась Клара. – Я жалею, что вообще была с ней знакома.
–?Что она собой представляла? – спросила Мирна.
Она слышала об этом в общих чертах, но теперь ей хотелось узнать подробности.
И Клара рассказала ей все. О маленькой Лилиан. О Лилиан-тинейджере. О молодой женщине Лилиан. Чем больше она рассказывала, тем более слабым и усталым становился ее голос, тем труднее давались ей слова.
Потом она замолчала, Мирна тоже ничего не говорила, смотрела на подругу.
–?Это очень похоже на эмоционального вампира, – сказала наконец Мирна.
–?На кого?
–?Я в своей практике встречала их немало. Людей, которые, фигурально говоря, питаются твоими жизненными соками. Мы все знаем таких. Посидишь в компании этого человека – и приходишь домой выжатым как лимон. И даже понять не можешь почему.
Клара кивнула. Она и сама знала таких людей, хотя и не в Трех Соснах. Даже Рут к таким не относилась. Эта выжимала только спиртное из их бара. Но после общения с выжившей из ума старой поэтессой Клара почему-то чувствовала себя свежей, полной сил.
А вот другие люди действительно лишали ее жизненных соков.
Лилиан была одной из них.
–?Но она не всегда была такой, – сказала Клара, стараясь быть справедливой. – Когда-то она была моим другом.
–?Такое тоже нередко случается, – кивнула Мирна. – Лягушка на сковородке.
Клара не знала, как на это реагировать. Они все еще говорят о Лилиан или отклонились в сторону какого-то кулинарного французского шоу?
–?Ты имеешь в виду эмоционального вампира на сковородке? – спросила Клара, произнося фразу, которую наверняка не произносил ни один другой человек. По крайней мере, она на это надеялась.
Мирна рассмеялась и, откинувшись на спинку кресла, подняла ноги на пуфик.
–?Нет, детка. Эмоциональный вампир – это Лилиан. А лягушка – это ты.
–?Это что-то типа неизданной сказки братьев Гримм. «Лягушка и эмоциональный вампир».
Обе женщины замолчали, представляя себе иллюстрации к такой сказке.
Первой вернулась к реальности Мирна.
–?Лягушка на сковородке – это термин из арсенала психоаналитиков, – сказала она. – Если бросить лягушку на шипящую, горячую сковородку, то что она будет делать?
–?Выпрыгнет? – предположила Клара.
–?Выпрыгнет. Но если посадить лягушку на холодную сковородку и поднимать температуру медленно, то что будет тогда?
Клара задумалась:
–?Выпрыгнет, когда станет горячо.
Мирна отрицательно покачала головой:
–?Нет. – Она сняла ноги с пуфика, подалась вперед и вперилась в Клару пронизывающим взглядом. – Лягушка просто будет сидеть там. Сковородка разогревается все сильнее, но лягушка остается неподвижной. Она приспосабливается и приспосабливается. И никогда не выпрыгнет из сковородки.
–?Никогда? – тихим голосом спросила Клара.
–?Никогда. Будет сидеть там, пока не умрет.
Клара сделала протяжный, неторопливый, глубокий вдох, потом выдохнула.
–?Я видела это на примере моих клиентов, которых унижали физически или эмоционально. Отношения между людьми никогда не начинаются с удара кулаком в лицо или оскорбления. Иначе они на этом и закончились бы. Все начинается с нежностей. С доброты. Тебя тянет к другому человеку. Ты ему доверяешь. Он тебе нужен. А потом он понемногу начинает изменяться. Мало-помалу сковорода становится все горячее. А в конце ты оказываешься в ловушке.
–?Но Лилиан не была ни любовником, ни мужем. Только другом.
–?Друзья бывают жестокими. Дружба может трансформироваться, становиться своей противоположностью, – сказала Мирна. – Она питалась твоей благодарностью. Твоим чувством незащищенности. Но ты сделала что-то такое, чего она никак не ожидала.
Клара ждала.
–?Ты защитила себя. Свое искусство. Ты ушла. И за это она тебя возненавидела.
–?Но зачем она приехала сюда? – спросила Клара. – Я ее почти двадцать лет не видела. Зачем ей возвращаться? Чего она хотела?
Мирна отрицательно покачала головой. Она не высказала появившихся у нее подозрений, – что у возвращения Лилиан могла быть только одна причина.
Погубить праздник Клары.
И ей это удалось. Вот только почти наверняка не тем способом, который планировала сама Лилиан.
А это, в свою очередь, наводило на другой вопрос: кто спланировал то, чего не могла предвидеть Лилиан?
–?Ты позволишь мне сказать кое-что? – спросила Мирна.
Клара поморщилась:
–?Ненавижу, когда это спрашивают. Это означает, что последует что-нибудь ужасное. Что?
–?Надежда поселяется среди современных мастеров.
–?Я ошиблась, – сказала Клара с недоумением и облегчением. – Это обычная чепуха. Что, новая игра? Могу я тоже попробовать? Обойное кресло нередко бодается. Или… – Клара подозрительно посмотрела на Мирну, – ты что, опять курила свой кафтан? Я знаю, что марихуана на самом деле не наркотик, но все же сомневаюсь.
–?Искусство Клары Морроу снова делает радость современной.
–?А, понятно, мы играем в околесицу, – сказала Клара. – Это все равно что говорить с Рут, только у нас ругательств поменьше.
Мирна улыбнулась:
–?Ты знаешь, что я сейчас цитировала?
–?Так это были цитаты?
Мирна кивнула и посмотрела на влажную, пахнущую пивом кипу газет. Клара проследила за ее взглядом и широко раскрыла глаза. Мирна встала, пошла наверх и вернулась с собственными экземплярами газет. Сухими и чистыми. Клара потянулась было к ним, но ее руки слишком сильно дрожали, и Мирне пришлось самой отыскивать колонки с рецензиями.
Портрет Рут в образе Девы Марии смотрел на них с первой страницы раздела «Нью-Йорк таймс», посвященного искусству. Над ним было одно-единственное слово: «Воскрешение». А заголовок под фотографией картины гласил: «Надежда поселяется среди современных мастеров».
Мирна отложила эту газету и раскрыла лондонскую «Таймс» в нужном месте. На первой странице раздела была фотография маоистского бухгалтера на вернисаже Клары. А под ней подпись: «Клара Морроу снова делает радость современной».
–?Клара, они просто в восторге, – сказала Мирна с такой широкой улыбкой, что ей стало больно.
Газеты выпали из рук Клары, и она посмотрела на подругу. На ту, которая шептала в тишине.
Клара встала. «Воскрешение, – подумала она. – Воскрешение».
И она обняла Мирну.
Питер Морроу сидел у себя в мастерской. Прятался от звонков телефона.
Дзинь. Дзинь. Дзинь.
Он вернулся домой после ланча, надеясь найти здесь тишину и покой. Клара забрала газеты и ушла – наверное, хотела прочитать их наедине. Так что он понятия не имел, что написали критики. Но как только он вошел в дом, принялся звонить телефон. И не умолкал. Все хотели поздравить Клару.
Звонили кураторы из музея, в восторге от рецензий и последовавшего благодаря этому ажиотажа на выставке. Звонила Ванесса Дестин Браун из «Тейт модерн» в Лондоне, благодарила за вечеринку, поздравляла Клару и спрашивала, не могли бы они встретиться и обсудить выставку.
Для Клары.
В конце концов Питер перестал отвечать на звонки и просто встал в дверях ее мастерской. Оттуда он видел несколько кукол из тех времен, когда она думала сделать целую серию таких.
«Наверное, они слишком политизированные», – сказала тогда Клара.
«Наверное», – ответил ей Питер, но «политизированные» было вовсе не тем словом, которое приходило ему в голову.
Он видел сваленные в углу «Воинственные матки». Она забросила их после очередной провальной выставки.
«Наверное, я слишком опережаю время», – сказала тогда Клара.
«Наверное», – ответил Питер, хотя у него на уме были совсем другие слова, вовсе не «опережаю время».
