— Рядом на карте астероид, не принадлежащий к Поясу, — сказал он.
— Да ну? — удивился Холден. — Не могли же они в него врезаться. Там миллионы километров для маневра.
— Может, кому-то понадобилось на горшочек, вот и завернули к нему. Нам известно только, что эти тупицы где-то там, трубят в аварийный сигнал, и мы ближе всех. Следовательно…
Закон Солнечной системы не допускал двойных толкований. В среде, столь враждебной, как космос, помощь и взаимовыручка были отнюдь не вопросом выбора. Аварийный сигнал сам по себе обязывал ближайший корабль задержаться и оказать помощь — впрочем, это не означало, что закон всегда исполнялся.
«Кентербери» шел с полным грузом. Целый месяц они потихоньку разгоняли миллион с небольшим тонн льда. Так же, как маленький айсберг, раздробивший руку Паю, затормозить их было непросто. Никуда не денешься от искушения объявить о необъяснимой поломке рации, стереть запись в журнале и следовать закону великого бога Дарвина.
Впрочем, если бы Макдауэлл решил поступить именно так, он не вызвал бы Холдена. И не заводил бы разговор там, где его могла слышать вся команда. Холден понимал, что у него на уме. Капитан решил сделать вид, что проигнорировал бы сигнал, если б не Холден. Ворчуны похвалят капитана за то, что он хотел сохранить в целости доход от рейса. А Холдена будут уважать за то, что он твердо соблюдает правила. Но в любом случае оба — и капитан, и Холден — окажутся виноваты в том, что поступили, как требует закон и простая человеческая порядочность.
— Придется остановиться, — сказал Холден и неуклюже добавил: — Ладно, может, разживемся каким барахлишком.
Макдауэлл барабанил пальцами по экрану. Из динамика прозвучал голос Ады, тихий и мягкий, словно она стояла рядом.
— Капитан?
— Рассчитайте торможение этого корыта, — приказал тот.
— Сэр?
— Насколько сложно будет причалить к СА-2216862?
— Мы останавливаемся на астероиде?
— Скажу, когда вы исполните приказ, штурман Тукунбо.
— Есть, сэр. — Холден услышал несколько щелчков. — Если развернуться прямо сейчас и гореть свечкой два дня, можно сблизиться на пятнадцать тысяч километров, сэр.
— Не уточните ли, что значит «гореть свечкой»? — спросил капитан.
— Придется уложить всех в амортизаторы.
— Еще бы. — Макдауэлл вздохнул и почесал в косматой бороде. — И еще лед помнет корпус, и ремонт обойдется в пару миллионов, если повезет. Староват я для таких дел, Холден, честное слово.
— Верно, сэр. Староваты. И я давно облизываюсь на ваше кресло, — ответил Холден. Макдауэлл ухмыльнулся и сделал неприличный жест. Ребекка фыркнула. Макдауэлл повернулся к ней.
— Сообщите на маяк, что мы идем. И дайте знать на Цереру, что задерживаемся. Холден, как наш «Рыцарь»?
— Для полета в атмосфере надо заменить несколько деталей, но пятьдесят тысяч кэмэ в вакууме продержится.
— Уверены?
— Так сказала Наоми, значит, так оно и есть.
Макдауэлл поднялся, развернув тело в два с четвертью метра роста, тонкое, как у земного подростка. Для человека его возраста, никогда не жившего в гравитационном колодце,[3] предстоящее ускорение, вероятно, окажется адом. Холден ощутил жалость, но не дал ей воли, чтобы не смущать капитана.
— Вот что, Джим. — Макдауэлл понизил голос так, что его мог слышать только Холден. — Мы обязаны остановиться и сделать попытку, но не обязаны лезть из кожи, ты меня понял?
— Мы уже остановились, — сказал Холден, и Макдауэлл похлопал по воздуху широкой, похожей на паука ладонью. Один из множества жестов, изобретенных астерами взамен мимики и пожатия плечами, невидимых под скафандрами.
— Ничего не поделаешь, — сказал он. — Но, если покажется, будто там что-то не так, не разыгрывай героя. Собирай игрушки и бегом домой.
— И оставить их следующему кораблю, который окажется поблизости?
— И уцелеть, — сказал Макдауэлл. — Приказ. Понял?
— Понял, — ответил Холден.
Щелкнув, ожила система общего оповещения, и Макдауэлл принялся объяснять команде положение дел. Холдену показалось, что он слышит стон на всех палубах. Он подошел поближе к Ребекке.
— Ладно, что там у нас за разбитый корабль?
— Легкий грузовик. Приписан к Марсу. Портом назначения указан Эрос. Называется «Скопули»…
