Лучшая зарубежная научная фантастика

— Керри, а в какое время Джим… упал замертво? Можешь вспомнить точное время?

— Ну, сейчас попробую… Я ушла отсюда в два часа, заехала в банк, потом на заправку, потом зашла в магазин. Значит, примерно в три часа, или в половину четвертого. А что?

Доктор Эрдман не ответил. Он молчал так долго, что Керри начала тревожиться. Не надо было ей приезжать, он из-за нее так ужасно переволновался, и вообще наверняка есть правило, запрещающее сиделкам оставаться в квартирах жильцов, о чем она только думала…

— Давай-ка я принесу одеяла и подушку для дивана, — сказал наконец доктор Эрдман голосом, все еще звучащим для Керри странно. — Он вполне удобный. Для дивана.

6

Невозможно. Это нелепейшее совпадение. И больше ничего. Одновременность — это не причина и следствие. Это знает даже самый тупой студент- физик.

Генри вспомнил, что говорил Ричард Фейнман о теории струн: «Мне не нравится, что они ничего не рассчитывают. Мне не нравится, что они не проверяют свои идеи. Мне не нравится, что для всего, что расходится с экспериментальными данными, они придумывают объяснение… Главный принцип состоит в том, что ты не должен обманывать себя — а себя обмануть легче всего». Генри не любил Фейнмана, с которым познакомился на конференции в Калифорнийском технологическом. Фигляр — с бубенчиками, дурацкими приколами и мелкий воришка чужих идей. Недостойный. Но этот блистательный фигляр был прав. Теория струн Генри тоже не нравилась, и он не любил идеи, которые не были просчитаны, проверены и подтверждены экспериментальными данными. Кстати, идея о том, что Генри каким-то образом убил Джима Пелтиера своими мыслями… абсурдна.

Мысли не могут послать заряд энергии в тело далекого человека. Но сам заряд не был «придуманной» идеей. Это произошло. Генри это почувствовал.

Дибелла сказал, что мозги у Генри выглядят совершенно нормально.

Почти всю ночь с четверга на пятницу, то есть уже вторую ночь подряд, Генри пролежал без сна. Керри провалилась в глубокий сон, каким спят молодые. Утром, пока она не проснулась, он тихо оделся, вышел из квартиры, опираясь на ходунок, и направился в местный лазарет. Он ожидал, что тот будет набит людьми, которых тошнило вчера днем, как и его. Но Генри ошибся.

— Могу я вам помочь? — спросила крепкая медсестра, несущая поднос с завтраком. — Вы себя плохо чувствует?

— Нет-нет, — торопливо возразил Генри. — Я пришел кое-кого навестить. Эвелин Кренчнотед. Она была здесь вчера.

— О, Эвелин уже ушла. Они все ушли. То пищевое отравление было очень слабым. У нас сейчас только два пациента — Билл Терри и Анна Чернова. — Второе имя она произнесла так, как его произносили многие из персонала — словно только и ждали повода произнести его вслух. Обычно это раздражало Генри — что есть балет по сравнению, например, с физикой? — но теперь он сразу за это ухватился.

— Могу я тогда повидать мисс Чернову? Она уже проснулась?

— Это ее поднос. Идите за мной.

Медсестра дошла до конца небольшого коридора. Желтые занавески, прикроватный столик, мониторы и шесты для внутривенных вливаний — комната выглядела как все больничные палаты, которые Генри довелось видеть, за исключением цветов. Множества цветов, букеты и живые растения в горшках, и даже в огромном напольном бронзовом горшке, где росло нечто очень похожее на деревце. На единственном в палате стуле сидел мужчина, почти затерявшийся среди всех этих цветов.

— Ваш завтрак, мисс Чернова, — почтительно сказала медсестра. Она поставила поднос на столик, развернула его поперек кровати и сняла крышки с тарелок.

— Спасибо. — Анна Чернова одарила ее любезной, отработанной улыбкой и вопросительно взглянула на Генри. Мужчина, не поднявшийся, когда вошел Генри, посмотрел на него с неприязнью.

Из них получилась странная парочка. Балерина, выглядевшая моложе любого своего реального возраста, оказалась еще красивее, чем Генри представлял, с огромными зелеными глазами над безупречными скулами. Ее не подключили к каким-либо приборам на стене, но под желтым покрывалом кровати бугрился гипс на левой ноге. У мужчины была голова в форме садового совка, агрессивнощетинистые коротко подстриженные седые волосы и маленькие подозрительные глаза. Он был одет в плохо сидящую спортивную куртку поверх красной футболки и джинсы. Кажется, под ногтями у него была грязь — и это в доме престарелых? Генри принял бы его за кого-то из обслуживающего персонала, если бы тот не был для этого слишком стар, хотя и вполне энергичен и ходил, судя по всему, без трости. Генри охотно послал бы его к дьяволу. Разговор и так предстоял трудный, даже без посторонних.

— Мисс Чернова, простите, пожалуйста, меня за вторжение, но я думаю, что это важно. Меня зовут Генри Эрдман, я живу здесь на третьем этаже.

— Доброе утро, — поздоровалась она с той же отработанной и бесстрастной вежливостью, какую продемонстрировала медсестре. — Это Боб Донован.