Весь день Майкл провел с Клеменцей, осваивая маленький пистолет, который ему подложат. Малокалиберный, стреляющий пулями с мягким носом, которые, входя в тело, оставляют крошечную дырочку, но на выходе наружу — зияющую рваную рану. Майкл обнаружил, что до пяти шагов пистолет бьет точно. Дальше — пуля может полететь куда угодно. Спуск был туговат, но Клеменца поколдовал над ним с инструментами, и он стал мягче. Глушитель решили не надевать. Вдруг какой-нибудь задиристый и ни в чем не повинный зевака, не разобрав, что происходит, ввяжется сдуру и сгинет ни за грош. А услышит пальбу — не сунется.
Покуда Майкл занимался пристрелкой, Клеменца давал ему наставления:
— Как только отстреляешься, сразу роняй пистолет на пол. Нормально опустишь руку и разожмешь пальцы. Никто не заметит. Все будут думать, что ты по-прежнему вооружен. На лицо будут глядеть, а не на руки. И тут же смывайся, но только шагом, не беги. Никому не смотри прямо в глаза, но и не отводи взгляда. Учти, для окружающих ты будешь страшен — будешь внушать им ужас, уж поверь мне. Никто не попытается остановить тебя. Выйдешь, снаружи будет дожидаться Тессио. Садись в машину и остальное предоставь ему. Не бойся непредвиденных осложнений. Ты не поверишь, как гладко все проходит в подобных случаях. Теперь надень-ка вот эту шляпу и покажись, на кого ты похож.
Он нахлобучил Майклу на голову серую фетровую шляпу. Майкл, который шляп не признавал никогда в жизни, скривился, но Клеменца стоял на своем:
— Не повредит — меньше шансов, что тебя опознают. А главное — даст свидетелям предлог отпереться от собственных показаний, когда мы им по-свойски растолкуем, что они обознались. И помни, Майк, отпечатки пальцев — не твоя забота. Рукоятку и спусковой крючок обклеят особой пленкой. За другие части пистолета смотри не хватайся.
Майкл сказал:
— Санни узнал, куда меня хочет везти Солоццо?
Клеменца пожал плечами:
— Пока нет. Солоццо очень стережется. Но не волнуйся, он тебя не тронет. Пока ты не вернешься цел и невредим, у нас в руках останется посредник. Стрясется что с тобой — расплачиваться посреднику.
— Ему-то какой расчет лезть в пекло? — спросил Майкл.
— Ему хорошо заплатят, — сказал Клеменца. — Получит целое состояние. К тому же он в лагере Пятерки большой человек. Солоццо не может допустить, чтобы с ним что-то случилось. Солоццо не сменяет его жизнь на твою. Все очень просто. Тебе ничто не грозит — это мы потом попляшем.
— Что, солоно вам придется? — спросил Майкл.
— Ох, солоно, — сказал Клеменца. — Всеобщая война, основные противники — семья Татталья и семья Корлеоне. Остальные в большинстве примкнут к Татталья. Немало покойников подберет этой зимой санитарная служба при уборке улиц. — Он покрутил головой. — Что делать, раз в десять лет такое происходит обязательно. Как бы средство изжить вражду. А потом, дай им волю ущемить нас в малом, и они норовят заграбастать все. Лучше сразу дать по мозгам. Вот дали бы Гитлеру по мозгам уже в Мюнхене — так нет, потрафили голубчику и тем сами накликали на себя беду, прямо-таки напросились.
Нечто похожее Майкл слышал от отца еще в 1939 году, когда война, в сущности, даже не начиналась. Предоставили бы семейным кланам мафии возможность заправлять Госдепартаментом — глядишь, и Второй мировой войны бы не случилось, с усмешкой подумал Майкл.
Они вернулись в резиденцию дона, где, как на штаб-квартире, обосновался Санни. Сколько еще, подумалось Майклу, Санни высидит в своем заточении на безопасной территории парковой зоны? Рано или поздно, а жизнь вынудит показаться наружу. Они застали Санни на диване, он ненадолго прикорнул. На кофейном столике валялись не убранные после позднего завтрака объедки бифштекса, хлебные крошки, стояла бутылка виски. Кабинет, в котором при доне обычно царил порядок, начинал походить на запущенный номер в дешевых меблирашках. Майкл тряхнул брата за плечо:
— Слушай, ты бы велел здесь прибрать, живешь, как бродяга.
Санни зевнул:
— Скажи, командир какой пожаловал обследовать казарму! Брось дурака валять, Майк, — мы до сих пор не получили сведений, куда эти сволочи, Солоццо с Макклоски, метят тебя затащить. Как же мы, черт возьми, обеспечим тебя оружием, если не выясним это?
— А нельзя его попросту взять с собой? — спросил Майкл. — Может быть, меня и не обыщут, а обыщут, так не сказано, что найдут, если спрятать с умом. И даже если найдут, что такого? Отберут, и все дела.
Санни покачал головой.
— Не пойдет, — сказал он. — Здесь не годится на авось, этого стервеца Солоццо нам нужно ликвидировать наверняка. Запомни, его — в первую очередь, если позволят обстоятельства. У Макклоски и реакция похуже, и сообразительность не та. С ним — успеется. И обязательно роняй пистолет — говорил тебе Клеменца?
— Говорил раз сто, — сказал Майкл.
Санни встал с дивана и потянулся.
— Как у тебя челюсть, старичок?
— Погано, — сказал Майкл. Вся левая сторона его лица разламывалась от боли, лишь в тех местах, где были наложены анестезирующие шины, онемело. Он взял со столика бутылку виски и приложился к горлышку. Боль немного отпустила.
Санни сказал:
— Эй, Майк, полегче — сейчас не время наливаться, осовеешь.
Майкл огрызнулся:
— Да пошел ты — тоже корчит из себя… Я, знаешь, на фронте воевал с мальчиками покруче твоего Солоццо, и условия были похуже. Где у него минометы, елки зеленые? Где укрытия от воздушных налетов? А тяжелая артиллерия? А фугасы? Ни черта, есть один продувной мерзавец и при нем — высокопоставленный легаш. Надо только решиться — вот в чем суть, а убить их — уже не проблема. Самое трудное — решиться. А уложить — делов-то…
Вошел Том Хейген. Кивком поздоровался и сразу шагнул к телефону, записанному на вымышленное имя. Набрал несколько номеров, и в ответ на немой вопрос Санни качнул головой.
— Глухо, — сказал он. — Видно, Солоццо будет молчать до последней минуты.
Зазвонил телефон. Санни подошел и предостерегающе поднял руку, как бы призывая не шуметь, хотя никто и так не проронил ни слова. Он нацарапал что-то в блокноте и со словами: «Понятно, он будет на месте» — повесил трубку.
— Ну и гусь этот Солоццо, — смеясь сказал он, — то есть это нечто. Значит, так. В восемь вечера они с капитаном Макклоски подъедут за Майком на Бродвей к бару Джека Демпси. Оттуда двинут втроем на переговоры, неизвестно куда. Причем заметьте — Майк с Солоццо объясняются по-итальянски, чтобы этот ирландский легавый ни хрена не понял. Он меня даже успокоил, Турок, что, дескать, Макклоски, кроме слова «сольди», в итальянском ничего не сечет, а про тебя, Майк, он выяснил, что сицилийский диалект ты разбираешь.
Майкл сухо сказал:
— Подзабыл слегка — ну да разговор у нас будет недолгий.
Том Хейген сказал:
— Майк не тронется с места, пока к нам не прибудет посредник. Как с этим, все в порядке?
Клеменца кивнул:
— Посредник уже у меня, сидит дуется в карты с тремя моими ребятками. Будут ждать моего звонка, без этого его не отпустят.
Санни вновь уселся в кожаное кресло.
— Ах, дьявольщина, — как бы все же узнать, куда его повезут на переговоры? Том, ведь у нас есть осведомители в семье Татталья, кой же черт они нас не осведомляют?
Хейген вздохнул:
— А потому, что Солоццо соображает, что делает. Он эту игру ведет, не раскрывая карты, буквально ни одной — до такой степени, что никого не берет для прикрытия. Рассчитывает, что хватит и капитана, а секретность надежнее стволов. Прав, между прочим. Остается пустить по следу Майка «хвост» и положиться на судьбу.
Санни качнул головой:
— Нет, от «хвоста» отделаться при желании проще простого. Об этом они позаботятся в первую очередь.
Между тем время подходило к пяти вечера. Санни, озабоченно морща лоб, предложил:
— Может, пусть Майк, когда за ним подъедут, просто шарахнет сразу по всем, кто сидит в машине?
Хейген неодобрительно повел подбородком:
— А если Солоццо в машине не будет? Получится, что выдали себя, и без толку. Нет, будь я проклят, необходимо узнать, куда Солоццо повезет его.
