Мы подошли к столику возле пустой эстрады. Магнус остановился, предоставляя мне выбрать себе место — очень по-джентльменски. Я села спиной к стене, чтобы видеть обе двери и зал. Пусть это похоже на игру в ковбоев, но в воздухе реяла магия. И притом запрещенная.
Ларри сел справа от меня. Он поглядел на меня и отодвинулся, чтобы тоже видеть зал. Почти с пугающей серьезностью Ларри изучал каждое мое действие. Это должно было сохранить ему жизнь, но мне это напоминало сопровождение трехлетнего ребенка, имеющего разрешение на ношение оружия. Немножко пугает.
Магнус понимающе улыбнулся нам обоим, будто мы сделали что-то остроумное и смешное. Я не была в настроении веселиться.
— Любовные чары запрещены законом, — сказала я.
— Это вы уже говорили, — ответил Магнус. Он просиял улыбкой, которую, очевидно, считал очаровательной и безобидной. Она таковой не была. Что бы он ни делал, все равно оставался как минимум экзотическим. И уж точно не безобидным.
Я смотрела на него в упор, и улыбка постепенно увяла. Он сглотнул слюну, положил на стол руки с длинными пальцами и стал смотреть на них. Когда он поднял глаза, улыбки уже не было. Он глядел очень серьезно и слегка встревоженно. Хорошо.
— Это не чары, — сказал он.
— Черта с два.
— Не чары. Заклинание, но ничего похожего на чары.
— Не занимайтесь буквоедством, — сказала я.
Ларри внимательно смотрел на нас.
— Эта штука возле стойки, это были любовные чары? — спросил он.
— Какая штука возле стойки? — Лицо у Магнуса было невинным-невинным, будто он рассчитывал, что Ларри ему поверит.
Ларри посмотрел на меня:
— Он что, дурака валяет? Эта тетка была на трешку, а стала на полтинник. Что это, как не магия?
Магнус впервые за весь разговор перенес внимание на Ларри — и отвел его от меня. Это было как если солнечный луч пройдет по лицу и уйдет. Стало чуть холоднее, чуть темнее.
Я замотала головой:
— Кончайте с вашим гламором.
Магнус снова повернулся ко мне, и мне стало теплее.
— Прекратите, я сказала!
— Что прекратить?
Я встала.
— Ладно, посмотрим, насколько вы будете очаровательны в тюрьме.
Магнус охватил пальцами мое запястье. Его ладонь должна была бы быть жесткой от работы, но она была мягче бархата. Тоже, конечно, иллюзия.
Я потянула руку на себя, но он не отпускал. Я потянула сильнее, и он усилил хватку, уверенный, что мне не вырваться. Он ошибался. Тут дело не в силе, а в рычаге.
Я повернула руку в сторону его пальцев, одновременно дернув. Пальцы Магнуса вдавились мне в кожу, пытаясь удержать, но напрасно. Кожа запястья у меня горела там, где прошли его пальцы. Крови не было, но все равно больно. Хотелось бы потереть руку, но я не доставила ему такого удовольствия. В конце концов, я же крутой вампироборец. И к тому же это бы ослабило эффект, а мне приятно было заставить Магнуса опешить.
— Мало кто из женщин стал бы вырываться после моего прикосновения.
— Еще только раз примените ко мне магию, и я вас сдам полиции.
Он поглядел на меня задумчиво.
— Ваша взяла. Больше не будет магии ни против вас, ни против вашего друга.
— И вообще кого бы то ни было, — сказала я и снова села, чуть подальше от него, поставив стул так, чтобы проще было выхватить пистолет. Я не думала, что мне придется стрелять, но запястье еще ныло от его хватки. Мне приходилось схватываться врукопашную с вампирами и оборотнями, и я умела чуять сверхъестественную силу. У него она была. Он мог сдавить мне руку так, чтобы кости проткнули кожу, но он не сделал это достаточно быстро. Не хотел причинять мне вред. Это была его ошибка.
— Моим клиентам не понравится, если магии не будет, — сказал он.
— Вы не имеете права ими так манипулировать. Это противозаконно, и я вас за это засажу.
— Но ведь все знают, что вечером пятницы в «Кровавых Костях» ночь любовников.
— Что такое ночь любовников? — спросил Ларри.
Магнус улыбнулся, возвращая часть своего небрежного обаяния, но прикосновения тепла не было. Он держал слово — насколько я могла судить. Даже вампир не мог бы воздействовать на мое сознание так, чтобы я этого не заметила. Но этот Магнус заставлял меня нервничать.
— В этот вечер я каждого делаю красивым, или привлекательным, или сексуальным. Несколько часов человек может быть любовником своей мечты — и еще чьей-нибудь. Хотя я не стал бы растягивать это на всю ночь. Гламор так долго не держится.
— Кто вы такой? — спросил Ларри.
— Кто выглядит как хомо сапиенс, может воспитываться среди хомо сапиенс, но не является хомо сапиенс? — спросила я.
У Ларри глаза полезли на лоб.
— Хомо арканус. Он — фейри?
— Пожалуйста, не так громко, — попросил Магнус. Он огляделся. Никто на нас внимания не обращал. Все смотрели в магически горящие глаза друг друга.
— Вам не удалось бы все время сходить за человека, — сказала я.
— Бувье уже сотни лет занимаются здесь предсказанием судьбы и любовными чарами.
— Вы сказали, что это не любовные чары.
— Они думают, что это чары, но вы знаете, что это.
— Гламор.
— Что такое гламор? — спросил Ларри.
— Магия фейри. Она позволяет им застилать нам разум и показывать вещи лучше или хуже, чем они есть.
Магнус кивнул и улыбнулся, будто ему было приятно, что я это знаю.
— Именно. Если сравнивать со многим другим, это очень незначительное волшебство.
Я покачала головой:
— Я читала о гламоре. Он не оказывает такого действия, если только вы не из высокого круга, Даоин Сидхе. Светлый круг страны фейри редко скрещивается со смертными, по крайней мере с простолюдинами. А вот темный круг — да.
Он поглядел на меня своими прекрасными глазами, такими красивыми даже без гламора, что хотелось к нему прикоснуться. Проверить, так ли роскошны его волосы на ощупь, как на вид. Он выглядел как поистине изящная статуя — хотелось провести пальцами по ней, ощутить ее изгибы.
Магнус кротко улыбнулся:
— Темный круг зол и жесток. То, что делаю я, — не зло. Эти люди могут на одну ночь ощутить себя такими, какими мечтают быть. Они думают, что это любовные чары, и я им не мешаю. Мы все держим в секрете это маленькое нарушение закона. Местная полиция в курсе. Они иногда даже сами в этом участвуют.
— Но это не любовные чары.
— Нет. С моей стороны это природный дар. Использование доморощенной магии не противоречит закону, если все знают, что я это делаю.
— То есть вы притворяетесь, что это любовные чары, и все смотрят на это сквозь пальцы, поскольку получают удовольствие, но на самом деле это гламор фейри, который не противоречит закону, если применяется с разрешения участников.
— Именно так.
— И потому все полностью в рамках закона.
Он кивнул:
— И если бы я был из темных фейри, стал бы я делать что-нибудь такое, что радовало бы столь многих?
— Да, если бы это было вам нужно.
— А разве нет запрета на миграцию в эту страну фейри темного круга? — спросил Ларри.
— Есть, — ответила я.
— Он не действует, если моя семья въехала сюда до этого запрета. Бувье здесь живут уже почти триста лет.
— Невозможно, — возразила я. — Столько лет здесь живут только индейцы.
— Ллин Бувье был французским траппером. Первым европейцем, чья нога ступила на эту землю. Он женился на девушке из местного племени и обратил индейцев в христианство.
— Очко в его пользу. А как получилось, что вы не хотите продать землю Раймонду Стирлингу?
Он моргнул:
— Знаете, я был бы сильно разочарован, если бы выяснилось, что вы работаете на него.
— В таком случае простите за разочарование, — сказала я.
— Кто вы такие?
Он, очевидно, имел в виду не просто имена. Я на секунду задумалась.
— Я Анита Блейк, это Ларри Киркланд. Мы аниматоры.
— Очевидно, не те аниматоры, которые рисуют мультики?
Я не смогла скрыть улыбки.
— Нет. Мы поднимаем мертвых. Анимируем — от латинского слова «давать жизнь».
