В комнату дохнуло силой, и у меня по коже пошли мурашки. Она почти ощущалась как запах, как аромат надушенных простыней в темноте. Я подумала, не выделили ли эту силу мы с Жан-Клодом, когда он питался от меня. Я тогда не заметила.
В дверях появилось что-то белое, и я только через секунду сообразила, что это. Белый носовой платок на палке.
— Это что еще за хреновина? — спросила я.
— Белый флаг перемирия, ma petite.
Я не повернулась на этот густой, глубокий, медовый голос. Еще больше, чем всегда, голос Жан-Клода как мех прокатывался по всему моему усталому телу. Он был такой густой, что обертывал и утешал любую боль. Он мог снять ее начисто — я это просто знала.
Сглотнув слюну, я опустила пистолет.
— Не лезьте ко мне в голову, черт бы вас побрал!
— Прошу прощения, ma petite. Я ощущаю ваш вкус во рту, ваше бешеное сердцебиение останется у меня драгоценной памятью. Я сейчас умерю свой энтузиазм, но с усилием, Анита, с огромным усилием.
Он говорил так, будто я только что выдала ему чуть-чуть секса и он хотел бы еще.
Я покосилась в его сторону. Он сидел рядом с полуголым Джейсоном. Тот смотрел в потолок, опустив веки, будто дремал. Кровь капала из двух новых проколов в шее. Но у Джейсона не был такой вид, будто ему больно. Скорее он выглядел довольным. Я сняла первый острый голод Жан-Клода, и Джейсону досталось более мягкое обращение. Повезло ему.
— Мы можем поговорить? — раздался мужской голос из коридора. Я его не определила. Мне, черт побери, трудно было определить сейчас вообще что-нибудь, а уж тем более голос без тела.
— Что мне делать, Анита? — спросил Ларри.
— Это флаг парламентера, — сказала я слабым голосом, хотя слова получились четко. Я чувствовала себя как пьяная или накачанная наркотиком. Угнетающее опьянение или наркотическая депрессия.
В двери показался Магнус. На секунду я подумала, что это галлюцинация — настолько не ожидала его здесь увидеть. Он был одет весь в белое — от фрака до туфель. Материя будто светилась на его смуглой коже. Длинные волосы были свободно собраны сзади и перехвачены белой лентой. В одной руке у него была палка с привязанным носовым платком. Магнус сошел по ступеням грациозным, почти танцующим движением. Не вампирское скольжение, но похоже на то.
Ларри держал его под прицелом и сказал:
— Стой где стоишь.
Голос был слегка напуганный, но Ларри говорил всерьез. И пистолет держал правильно и ровно.
— Мы уже обсуждали вопрос о том, что серебряные пули на фейри не действуют.
— А кто сказал, что в этом пистолете серебряные пули? — спросил Ларри.
Отлично соврал! Я им гордилась. Сама я, наверное, слишком выдохлась, чтобы об этом подумать.
— Анита? — Магнус смотрел мимо Ларри, будто его и не было, но с последних ступеней не спускался.
— Я бы сделала, как он говорит, Магнус. Итак, чего ты хочешь?
Магнус улыбнулся и развел руками. Наверное, хотел показать, что у него нет оружия. Но я знала — и Ларри знал, — что не оружие делает его опасным.
— Я не собираюсь причинять вам зло. Мы все знаем, что Айви первой нарушила перемирие. Серефина приносит свои самые искренние извинения. Она просит вас пройти прямо в ее зал аудиенций. Без дальнейших испытаний. Мы проявили непростительную грубость по отношению к прибывшему в гости Мастеру.
— Мы ему верим? — спросила я, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Он говорит правду, — сказал Жан-Клод.
Отлично.
— Ларри, пропусти его.
— Ты думаешь, это не опасно?
— Нет, но все равно пропусти.
Ларри опустил ствол к полу, но вид у него был не слишком довольный. Магнус спустился по лестнице, улыбаясь, в основном лично Ларри. И демонстративно повернулся к нему спиной, проходя мимо. Уже за одно это мне хотелось бы, чтобы Ларри его застрелил.
Он остановился, не дойдя несколько футов до нашей группы. Мы все сидели на полу, кроме Джейсона — он лежал. Магнус глядел на нас то ли весело, то ли озадаченно.
— Какого черта ты здесь делаешь? — спросила я.
Жан-Клод посмотрел на меня:
— Кажется, вы знакомы?
— Это Магнус Бувье, — сказала я. — Так что ты делаешь тут, с ними?
Он распустил узел галстука у воротника и раскрыл крахмальный ворот. Я вполне знала, что он хочет мне показать, но с пола мне не было видно. И я совсем не была уверена, что могу встать и не упасть.
— Если хочешь, чтобы я взглянула, подойди сюда.
— С удовольствием. — И он нагнулся передо мной, показывая два заживающих укуса на шее.
— Черт побери, Магнус, зачем?
Он покосился на мою руку:
— Я бы мог задать тебе тот же вопрос.
— Я отдала кровь, чтобы спасти его жизнь. А ты-то зачем?
Он улыбнулся:
— Ничего даже вполовину столь высокоморального.
Магнус развязал ленту и распустил волосы по плечам. Посмотрел на меня бирюзовыми глазами и пополз на четвереньках к Жан-Клоду. Двигался он так, будто у него есть мышцы, которых нет у других людей. Как огромный кот. Люди так не двигаются.
Он остановился перед Жан-Клодом, чуть ли не соприкасаясь. Откинул волосы, подставил шею.
— Нет, — сказал Жан-Клод.
— Что тут происходит? — спросил Ларри.
Хороший вопрос. Только у меня не было хорошего ответа.
Магнус движением плеч сбросил на пол белый пиджак, расстегнул манжету на запястье и закатал рукав, а потом поднес голое запястье Жан-Клоду. Кожа была гладкой и невредимой. Жан-Клод взял его руку и поднес к губам.
Я чуть не отвернулась, но все же не сделала этого. Отвернуться — это как солгать самой себе. Притвориться, что нет того, чего не хочешь видеть.
Жан-Клод провел губами по руке, потом отпустил ее.
— Предложение щедрое, но я опьянел бы, добавив твою кровь к их крови.
— Опьянел? — спросила я. — Что за херню вы городите?
— О ma petite, как вы изящно выбираете слова!
— Заткнитесь.
— Вы стали ворчливы от потери крови.
— Да идите вы!..
Он рассмеялся, и голос его был сладок — не описать. Как запрещенная сласть, только она грозит не потолстением, а отравой. Но очень нескоро.
Магнус стоял на коленях и смотрел на смеющегося вампира.
— Ты меня не хочешь попробовать?
Жан-Клод покачал головой, будто не доверяя своему голосу. Глаза его блестели подавляемым смехом.
— Кровь была предложена. — Магнус отполз ко мне. Его волосы рассыпались по лицу, закрыв один глаз, и он блестел из-под них, как самоцвет. Глаза просто не бывают такого цвета. Он отполз ко мне, и наши лица оказались вплотную. — Пинта крови, фунт мяса.
Он шепнул это, наклонясь ко мне, как для поцелуя.
Я отшатнулась и не удержала равновесия — упала на спину. Лучше от этого не стало. Магнус наполз на меня, все еще на четвереньках, навис надо мной. Я ткнула браунингом ему в грудь.
— Прочь, а то вот этого попробуешь.
Он отполз, но недалеко. Я села, одной рукой держа его на мушке. Ствол вилял чуть больше нормального.
— Что это все значит?
Жан-Клод ответил:
— Янош говорил о том, чтобы взять с нас сегодня плоть и кровь. Серефина в качестве извинения предлагает нам плоть и кровь.
Я глядела на стоявшего на четвереньках Магнуса, все еще дикого и опасного. Потом опустила ствол.
— Спасибо, не надо.
Магнус сел на пол, откинул волосы с лица руками.
— Ты отверг мирные дары Серефины. Ее извинения ты тоже отвергаешь?
— Отведи нас к Серефине, и ты сделаешь то, что тебя просили, — сказал Жан-Клод.
Магнус поглядел на меня:
— А ты, Анита? Ты будешь удовлетворена тем, что я отведу тебя к Серефине? Ты принимаешь ее извинения?
Я покачала головой:
— А при чем здесь я?
— Анита — не Мастер, — сказал Жан-Клод. — Мне отмщение и моего прощения ты должен просить.
— Я делаю то, что мне сказали, — возразил Магнус. — Она вызвала Айви на поединок воли. Айви проиграла.
— Я ведь не бросила ее через всю комнату, — сказала я.
Жан-Клод помрачнел:
— Она прибегла к грубой силе, ma petite. Она не смогла выиграть силой воли или вампирской изощренностью против обыкновенного человека. — Он говорил очень серьезно. — Она проиграла — вам.
