— Отличный план, — одобрила я. — Мне нравится.
Конечно, я дерзила. А что ещё мне оставалось делать?
Лучше уж дерзить, чем выказать свою беспомощность.
— Если бы меня при этом не калечили, я бы с тобой согласился. Только вот есть одно маленькое «но»: мы видимся с Альей и Морти каждый день. Если однажды утром я не дам о себе знать, они забеспокоятся и придут сами. Найдут меня с отрубленным пальцем, а вас не окажется в башне… Нетрудно будет догадаться, что к чему. За это время до Тьядри вы не доберётесь, и с помощью кольца Алья вернёт вас во дворец. На этом ваш побег бесславно проваливается.
— Но попытка ведь не пытка, — весело возразила я. — Криста скажет, кто она такая, и ей ничего не сделают. Живая она ценнее мёртвой.
— Возможно. — Колдун склонил голову набок. — Только вот ты для Альи никакой ценности не представляешь.
— И за попытку побега он убьёт меня на месте?
— Просто побег — одно. А моё изувечение и попытка украсть игрушку, на которую он положил глаз, — другое. — Лод отшвырнул колосок в сторону. — Да, Алья тебя убьёт. И даже мои уговоры о пощаде не помогут… хотя вряд ли я буду так уж хорошо относиться к тому, кто отрезал мне палец.
— А вам не всё ли равно, умру я или нет?
Это был риторический вопрос. Данным разговором колдун только что подтвердил, что я для него — кукла, с которой интересно играть. Конечно, жаль будет её выбрасывать, но у игрушек ведь нет души. Следовательно, моя смерть вызовет у него лишь лёгкое сожаление по поводу того, что мы больше никогда не сыграем в шахматы.
Наверное, так же к своим пленникам относился Ильхт…
А потом Лод шагнул ближе ко мне. Положил руки на плечи, сжал тисками — и вдруг встряхнул так, что я и впрямь ощутила себя куклой.
— Прекрати, — прошипел он.
— Что прекратить? — в искреннем изумлении выдохнула я.
— Мерить всех по той маске, которую ты для себя придумала. — Он смотрел на меня сверху вниз, опасно суженными глазами. — Гениальная — и такая глупая девчонка! Вообразила ледяное сердце не только себе, но и всем окружающим. Что такого случилось в твоей жизни, что ты не способна поверить даже в собственную доброту? Смотри на меня! — Он бесцеремонно ухватил меня за подбородок, заставив вскинуть голову, не дав отвести взгляд. Спасибо, хоть без помощи ошейника приказал. — Да, я не хочу, чтобы ты умирала! Как не хотел, чтобы умирали все, кто приходил до тебя. А тебе с твоим умом можно найти куда лучшее применение, чем убить, когда ты ещё толком и не жила!
Его лицо было так близко, что я чувствовала его дыхание на щеках. И от кончиков пальцев, железной хваткой сжимавших мой подбородок, под кожей вновь лихорадкой растекалось предательское тепло.
Ему что, правда не наплевать?..
Я вдруг поняла, что заворожённо смотрю на его губы, вспоминая своё пробуждение у чёрного пруда. Совсем не так спокойно, как на второй день своего пребывания в Риджии.
Если сейчас привстать на цыпочки…
Зажмурившись, отчаянно пихнула Лода кулаками в грудь — и вырвалась из его рук.
Чёртов колдун! Да что он со мной делает?!
— И вы думаете, я вам поверю? — голос мой истекал язвительностью. — Если решили запудрить мне мозги…
— Вот уж не думал, что ты всерьёз относишься к каким-либо предположениям Кристы.
Он мигом вернул на лицо маску спокойной доброжелательности, а в негромкий голос — рассудительные неторопливые нотки.
А ведь мне хочется ему доверять, вдруг поняла я. Потому что тонкий голосок в моей голове нашёптывал «он такой же, как ты, твоё отражение из зазеркалья, тот, с кем ты наконец можешь играть на равных». А потом напоминал, что до сих пор Лод ни словом, ни делом не обидел меня — хоть возможностей была масса. Начиная с того, чтобы наплевать на моё самочувствие и выкачивать энергию наравне с Кристой, и заканчивая куда более неприятными вещами.
И мне так хотелось верить, что я — не просто игрушка, которую можно сломать, когда надоест, верить его приятной располагающей маске, верить, что сталь под шкуркой плюшевого мишки не отливает чернотой…
Но он — наследник Ильхта Злобного. Слуга дроу. Правая рука принца-садиста и мой тюремщик.
Ему нельзя доверять. Никак. И то, что мне отчаянно хочется другого, только осложняет ситуацию.
Потому что в моей истории всё ещё нет места для стокгольмского синдрома.
— Что же вы предлагаете? — Я решила ему подыграть. — Всю жизнь служить вашей комнатной собачкой?
— Нет. Когда расскажешь мне всё, что я хочу знать, я освобожу тебя.
— Да ну? Я побывала в королевском дворце, я знаю, где находится выход из столицы дроу, быть может, узнаю и то, где находится вход, — и вы так просто меня отпустите?
— Предварительно сотру тебе память, разумеется. Оставлю рядом с любым городом светлых и уйду. Тебя сочтут простой девочкой из другого мира, только без Дара. А у светлых, насколько я слышал, — едва заметная усмешка, — вы неплохо устраиваетесь.
А вот это было неожиданно.
Хорошо, если на одну безумную секунду предположить, что он говорит правду…
— У меня не будет ни подобающей внешности, ни дара, ни знания языка, — помедлив, сказала я. — С таким багажом трудновато хорошо устроиться.
— Знание риджийского я тебе оставлю. А с твоим умом ни дара, ни внешности не требуется, девушка куда глупее тебя стала невестой эльфийского принца.
— Чтобы стать чьей-то невестой, ума не надо.
— Думаю, ты к этому и не стремишься.
Верно. Не стремлюсь. Даже если б я оказалась в классической истории про попаданку — с добрыми колдуньями, влюблёнными принцами и прочей ерундой, — я и тогда предпочла бы стать не романтической героиней, а серым кардиналом, правящим королевствами из-за спинки трона.
Собственно, у меня даже были кое-какие планы на случай, если нам с Кристой удастся бежать, но…
— А что будет с Кристой?
— Как ты верно подметила, живая она полезнее мёртвой. Разменная монета, весьма ценная при переговорах. Возможно, с её помощью дроу удастся добиться от эльфов хотя бы мирной встречи для обсуждения текущей ситуации.
Встречи, которая в прошлый раз закончилась совсем не мирно. Неужели дроу устроят ещё одну бойню?..
Хотя какое мне дело.
— Живая, — повторила я. — А как насчёт невредимой?
Лод улыбнулся:
— А тебе не всё ли равно, изнасилуют её или нет?
Я вспыхнула, открыла рот для гневного ответа — и вдруг увидела, сколько внимания в его взгляде, устремлённом на меня.
Он проверял. Ни больше ни меньше. Как тогда, за шахматной доской.
— Действительно, — равнодушно бросила я. — Какая разница, — рывком сорвала куртку и сунула ему в руки. — Если вы не против, предлагаю закончить с экскурсией. Я устала.
Прижав ладонь к сердцу, Лод насмешливо поклонился:
— Как пожелаешь, Сноуи.
Я вздрогнула.
Это было одно из тех риджийских слов, в котором сквозил намёк на языки моего мира. Только если на английском оно означало «снежный», то на риджийском — «снежинка».
Снежинка…
…успокойся, Снежинка…
Блёклые стены больничной палаты. Мамины слёзы, текущие по жёлтым щекам. Чужие руки, которые хочется отодрать от себя, укусить, расцарапать в кровь. Мужской голос, отныне ненавистный, вновь и вновь выкрикивающий твоё милое детское прозвище, когда-то любимое, когда-то…
Воспоминание болью стиснуло кулаки.
— Не называйте меня так.
— Всё лучше, чем искажать твоё имя. А тебе подходит, — колко заметил колдун. — Если имя «Снезжана» от слова «снег», то…
— Не смей так меня называть! — голос сорвался на крик. — Просто… не смей!
Глаза обожгло знакомой радужной пеленой, и я отвернулась. Восемь, шестьдесят четыре, пятьсот двенадцать, четыре тысячи девяносто шесть…
И тут я вспомнила, на кого накричала.
Я зажмурилась. Всё, вот теперь точно перешла черту. Облезлый кот полоснул хозяина когтями. А непослушных питомцев наказывают.
Сейчас он меня и…
Сильные, деликатные руки обняли за талию сзади. Мягко прижали к себе.
