Как-то я пошла навестить Реджинальда. Несмотря на болезнь, он поражал меня своей духовной силой. Он уже не мог ходить, но, как и раньше, продолжал заниматься науками.
Реджинальд был в курсе всего, что происходило в Европе, и находился в тесном контакте с Римом, переписываясь с тамошними кардиналами.
– Филип приезжает, – сообщила я.
– В Англию?
Я кивнула.
– Ну да, конечно, – сказал Реджинальд, будто разговаривал сам с собой, – опять война, никак не поделят Европу. Но ничего из этого не выйдет – так и будут воевать без конца, то один победит, то другой.
– Из-за этой войны мы так долго не виделась с Филипом, – вздохнула я.
– Я всегда был против этого брака, – помедлив, произнес Реджинальд, – вы помните, я предупреждал вас: лучше было править страной единолично. Народ никогда не примет его. Англичане вообще ненавидят иностранцев.
– Похоже, люди ненавидят не только иностранцев, но нередко своих же соотечественников. В мире накопилось слишком много ненависти.
– Сейчас в Европе появилась еще одна сила… новый Папа Римский, – задумчиво продолжал Реджинальд.
– Но ему же восемьдесят лет! Как могли избрать человека столь преклонного возраста?
– Павел IV – незаурядная личность. Тот жизненный опыт, который он накопил за восемьдесят лет, ему удалось правильно использовать.
– А почему не избрали вас? Вы должны были стать Папой!
– Дорогая Мария, я человек нездоровый.
– Но они предпочли старика!
– Вы не видели его. У него энергия юноши, а разум старца. Такое сочетание – большая редкость. Жаль, что новый Папа недолюбливает Филипа.
– Каким образом Филип успел вызвать его неприязнь? Прямо скажем, он поступил неосмотрительно.
– Филип пытался помешать избранию кардинала Караффы, но теперь кардинал стал Папой, и у Филипа появился сильный противник, – в голосе Реджинальда звучала откровенная ирония.
– Но человек, столь близкий к Богу, должен уметь прощать.
Реджинальд улыбнулся.
– Папа сделает все, чтобы выставить Филипа с континента. Для этого он даже пойдет на союз с французами.
– Сколько себя помню, всегда одно и то же – то отец заключал союз с королем Франции, то они становились заядлыми врагами и заключался союз с императором Карлом. Чего стоят все эти союзы, объясните мне, Реджинальд?
– Они играют временную, но достаточно большую роль. Видимо, Филип не на шутку встревожен.
– Так вот почему он возвращается! Он хочет все со мной обсудить.
– Я скажу вам, чего он хочет – иметь за спиной Англию. И потребует от вас объявить войну Франции.
– Войну? Я ненавижу войны! У нас и без того положение тяжелое. Да еще засуха. Люди боятся, что наступит голод. А когда возникает призрак голода, они обрушивают свой гнев на тех, кого считают богатыми и сытыми. Страну трясет с тех пор, как мы вернулись в лоно римской церкви. Ах, Реджинальд, знали бы вы, как я несчастна. Народ меня больше не любит. Мне кажется, все ждут моей смерти, чтобы… присягнуть на верность Елизавете.
– Но она уведет Англию от Рима!
– Елизавета сделает то, что ей выгодно.
– Она присутствовала на Мессе…
– Да… но показала всем, как ей было противно. Она, как флюгер, поворачивается туда, куда дует ветер.
– Кое-кто считает, что ее следовало бы допросить.
– Я не могу поверить, что она способна причинить мне зло.
– Вы слишком доверчивы.
– Да, – согласилась я, подумав о Филипе, – и я не прибегаю к разным уловкам.
Он положил свою руку поверх моей и мягко произнес:
– Вы поступили правильно. Разве не вас избрал Господь для того, чтобы вернуть Англии ее истинную веру? Надо радоваться, что вам это удалось. Пройдут века, но люди не забудут, что в период правления королевы Марии Тюдор Англия вернулась в лоно римско-католической церкви.
Мне было хорошо с ним. Хотелось поболтать о детстве, вспомнить, как я впервые его увидела. И как наши матери постоянно шептались между собой, сидя за вышиванием, – они так хотели, чтобы мы поженились. Если бы я вышла замуж за Реджинальда, когда была молода и влюблена в него, вся моя жизнь сложилась бы иначе.
