И я отправилась в Гринвич. С первых же минут пребывания во дворце я ощутила, как резко изменилось мое положение. Отец встретил меня вежливым, но холодным поклоном, дав понять, чтобы я не рассчитывала на более теплые отношения и вела себя соответственно.
Затем меня представили ей. Трудно передать, что я испытала при виде ее расплывшейся фигуры и самодовольного выражения лица. Она, как всегда, была элегантна в своих широких бархатных одеждах, и изображала из себя королеву, которая ждет с моей стороны покорности и смирения.
С величайшим отвращением я все-таки поцеловала протянутую мне руку, помня, что писала в своем письме моя мать. Так мы встретились. И обе безошибочно почувствовали, что между нами – глубочайшая пропасть, которую можно скрыть, но преодолеть невозможно.
«Господи, – беззвучно молилась я, – сделай так, чтобы она и ее ребенок умерли, просветли очи моего отца. Пусть он увидит, какая она злая, и мы снова будем вместе – он, моя мать и я».
Стоял сентябрь. Родов ждали со дня на день. Отец пребывал в крайнем возбуждении, уверенный, что наконец-то родится сын. Глядя на него, я пыталась себе представить, что бы он сделал со мной, если бы узнал о моих тайных молитвах.
И вот Анну уложили в постель.
Во дворце для роженицы была приготовлена специальная комната, увешанная гобеленами с многочисленными изображениями Пресвятой Девы. Отец распорядился поставить в комнату лучшую кровать. Это была изумительной красоты французская кровать, полученная отцом в качестве выкупа от герцога д'Алансона, когда тот был пленником английского короля.
Мы с придворными дамами сидели в соседней комнате, слыша душераздирающие крики Анны, – роды были долгими и трудными.
Я по-прежнему желала ей смерти, но вдруг передо мной возникло лицо моей матери, и я как будто явственно услышала ее голос: «Дитя мое, ты еще не знаешь, какие муки переживает женщина, рожающая ребенка. Разве Бог не учит нас быть милосердными?»
Король к ней не заходил. Он ждал, когда его известят о рождении сына.
Мы не спали всю ночь. И когда забрезжил рассвет, раздался крик, которого я никогда не забуду, – это был крик новорожденного.
Затаив дыхание, все ждали. Кто родился? Не прошло и нескольких минут, как дворец облетела новость – девочка! Мне хотелось кричать: «Вот, видите! Вы обвиняли мою мать в том, что она не родила сына! Теперь радуйтесь!» Я сдерживалась с трудом – меня душил истерический смех. Не с кем было поделиться торжествующей радостью, чувством отмщения за все то, что мы пережили ради этого неотступного желания отца иметь сына. А что должен был чувствовать он, бросивший к ее ногам все только ради одного – чтобы она подарила ему наследника престола.
Впервые за долгое время оставшись без графини, не доверяя никому из королевского окружения, я старалась не выражать своих чувств. Единственным человеком, с которым мы обсудили то, что произошло, был посол Испании Чапуи. Король, видимо, был так удручен, что даже не успел запретить мне видеться с ним, и Чапуи явился в мои покои.
– Король весьма разочарован, – сообщил он, – хотя и старается не показывать виду. Ей он сказал, что никогда ее не бросит, что само по себе уже свидетельствует о возникновении подобных мыслей. Он говорил, что у них еще будет много сыновей, то есть пока он относится к ней как к королеве, но… уже смотрит по сторонам.
– Но он так долго добивался ее! – воскликнула я. – Все эти годы только она была предметом его желаний.
– Возможно, сейчас он уже сожалеет об этом. Он зашел слишком далеко, и мы еще не знаем, чем все обернется. Но вам я хотел бы заметить следующее: вы – принцесса Уэльская, однако не исключено, что он захочет видеть таковой не вас, а дочь Анны Болейн.
– Нет! – воскликнула я. – Он не сможет этого сделать!
– Сделает, если позволят обстоятельства. Во всяком случае, вы к этому должны быть готовы.
– Как вы думаете, что он намерен предпринять дальше?
– Время покажет.
– А император? Почему он сохраняет нейтралитет, отлично зная, как с нами обращаются?
– Император внимательно следит за всем, что здесь происходит, и крайне обеспокоен. Это оскорбление для Испании – то, как король поступает с вашей матерью и с вами, однако это недостаточный повод, чтобы объявить войну Англии. Для этого сейчас весьма неблагоприятный момент, учитывая союз Англии с Францией.
Я в отчаянии закрыла лицо руками, чтобы не разрыдаться.
– Вы должны быть ко всему готовы, – предупредил он, уходя.
Эти слова я сразу вспомнила, когда мне передали приказание присутствовать на церемонии крещения моей сводной сестры, которая впоследствии сыграла столь значительную роль в моей жизни.
Крестины должны были состояться через четыре дня. Для меня эти дни превратились в пытку – я горько переживала всю несправедливость, всю жестокость, с какой отец подвергал меня новому испытанию. Разве мало мне было того, что она вообще появилась на свет?! Так еще суждено было стать свидетельницей триумфа королевской наложницы и ее дочери.
Король, оправившись от разочарования, стал проявлять к ребенку нежные чувства. Девочка была крепкая и красивая. В ней было что-то завораживающее, как и у ее матери, – та же колдовская сила, притягивавшая всех, кто бы на нее ни взглянул.
Мне тайком передали письмо от матери – уверена, что если бы король узнал об этом, нам бы несдобровать. Она писала, что у Анны Болейн хватило бесстыдства просить прислать ей ту одежду, в которой крестили моего покойного брата, который столь скоропостижно скончался.
Моя мать показывала мне эту красивую рубашку, привезенную ею из Испании специально для крещения
