И шли мимо убелённые сединами, с орденами на груди…
— Нехорошо, молодые люди! — строго заметил первый.
— Пускай разминаются! Злее будут! — успокоил его второй.
— Эх, молодёжь…
Физкультурник, немного поколебавшись, ещё раз пробежался туда-сюда и уже не возвращался. Двери на балконах и окна были плотно закрыты и зашторены. Пыль, знаете ли, и солнце.
Ещё десять минут назад солнце, многократно отражённое в зеркале луж, бросало причудливые блики на клетчатые стены девятиэтажки. Кустарник шелестел молоденькой листвой.
Он шёл из школы, на душе было легко и весело. Сегодня он задержался — рисовали стенгазету. К светлому празднику Победы.
— Класс непременно займёт первое место, — думал мальчик.
— Эй, пацан! Поди сюда! — окликнули его.
Обернулся. На бревне сидели трое. Cамым глупым из троицы, по его мнению, был Ара. Он даже «Легенды и мифы Древней Греции» не знает.
— Зачем?
— Надо, если я говорю, — пояснил Ара.
— Ну, подошёл.
— Чего так медленно? — спросил тот.
— Думал, зачем зовёшь.
— А чего тут думать? Закурить есть?
— Сам знаешь, что нет, — ответил мальчик.
— Ты как со старшими разговариваешь? Дядь Коля! — окликнул Ара старика, семенившего мимо. — Вы только гляньте, совсем нас не уважает молодое поколение!
Дядя Коля приблизился, пахнуло дешёвой вонючей колбасой, он посмотрел на упрямого мальчика сквозь призму круглых очков сверху вниз, погрозил ему пальцем и проговорил:
— Cтарших надо уважать, юноша.
Школьник затравлено глянул на пенсионера. Потом на компанию. Огляделся. И вдруг просто повернулся и зашагал прочь, помахивая портфелем, откуда торчала длинная линейка.
— Куда? А прощения? — услышал он за спиной голос Ары.
Пошёл и не оглядывался больше.
— Вернись, сучонок! Хуже будет!
Шёл и не оглядывался…
— Ну, держите меня, ребята!
Он шёл и не оглядывался, считая недостойной эту слабость. Шёл и не оглядывался — ненавидя и презирая это великорослое ничтожество.
— Стоять! — заорал Ара.
В три прыжка он настиг мальчика, рывком повалил на землю и стал остервенело избивать ногами…
— Ой, ребятки! Матерей вы своих не жалеете! — сказала сердобольная тетушка, высунувшись из окошка первого этажа. — Им ведь стирать — не перестирать.
— И чему тебя только в школе учат! — юродствовал Ара. — Дебил. Дают — бери, а бьют — беги. Побежал бы — ничего с тобой не стало бы.
— Тварь! Гнусь! Гадина! — выпалил мальчишка, вывернувшись из-под удара. Ему, наконец, удалось вскочить. — Ты сдохнешь, — повторил он, и указал на обидчика пальцем, — Не будь я учеником Трижды Мудрого.
— Спятил?! Книжек обчитался! Дебил и есть! — выговорил, словно запыхавшись от работы, Ара, но уже не так уверенно, как прежде.
— Черви сожрут твою плоть, — продолжал мальчишка, вытерев ладонью кровь под носом, но только размазал её по разбитым губам, — и грязь, которой ты являешься, разотрут сотни ног по улицам этого города, — продолжал мальчик, не опуская указательного пальца. — Но, сперва, тебе предстоит долгая, мучительная жизнь. Её так и назвать-то нельзя.
— Во, больной! — Ара покрутил ладонью у виска и кивнул, словно приглашая дружков и дядю Колю присоединиться к веселью. — Совсем обчитался книжек, до одури… — повторил он.
— Ты сам. Сам! — пронзительно выкрикнул мальчишка и сделал властный жест рукой, словно приказывал всю жизнь, обратив большой палец вниз.
Ара отшатнулся, зацепившись ногой за арматурный прут, каких понатыкано сотни во дворах новостроек, не удержал равновесия и грянулся
