Европейцы пронесли сквозь века блестящие образцы культуры языческого прошлого, например, такие как Эдда, пряди и саги, баллады и скальдические песни. Если бы мы решили вдруг окунуться в загадочный мир Старшего Народа, то посчитали бы разумным обратиться именно к этим первоисточникам. Славянам повезло меньше. Из-за своего вечного разгильдяйства они не уберегли Традицию от наносного. Но и под чужеродным слоем мы, конечно же, найдем свидетельства былого величия исконной культуры. Роман «Дар Седовласа» — это попытка вернуться в славянскую Традицию, опираясь на известные мотивы древнегерманской и древнеиранской, а иногда и греческой мифологии. Особенностью романа является обилие традиционных имен, хотя многие из них удивительны для слуха того, кто свыкся с мнением о всеобщей православности России. То, что мы называем ныне Традицией или язычеством, было для наших далеких предков такой же действительной жизнью, как для нынешнего верующего стало делом разумеющимся явление святых и ангелов. Имена богов, духов, героев служили магическими ключами для перехода от мифа к мифу, от истории к истории, от века к веку. Имя бога или руны, стоящие за ними легенды и сказки, связывали воедино личное пространство каждого язычника и культурное пространство семьи, рода, племени. Как для физика или математика множитель перед формулой, особый коэффициент, функция есть не более чем средство управления объективной реальностью, так и для язычника мифы были особой формой мышления, руководством к действию.
Стилистическая особенность романа в том, что боги и один из главных героев, волхв Ругивлад, говорят здесь вполне современным языком, тогда как остальные персонажи, как предполагается, в плане языка соотносятся со своим временем. Я намеренно использовал этот прием, чтобы еще больше подчеркнуть одиночество героя и несоответствие эпохе. Богам и волхвам положено быть непонятыми, так происходит со всяким, кто опережает время. Роман выстроен таким образом, что каждый более или менее значимый персонаж имеет своего антипода. Молодые герои и героини противопоставлены персонажам зрелым, и в свете философии романа тем более страшно неизбежное превращение юности в старость, а чувства в рассудок: Хрупкая, таинственная Ольга совершенно не походит на Медведиху, дородную, простую, хозяйственную бабу, чья тайна уже давно разгадана. Честный и благородный Свенельд противостоит образу беспринципного и коварного Краснобая. Фредлав — Владимировой челяди, бесшабашный рыжий Перун и самоуверенный белый Радигош не имеют ничего общего с черным циничным Седовласом… Я постарался также устранить некоторый налет слащавости, характерный для описаний богатырского удела, равно как уйти от однозначной оценки образа главного героя — кому-то он покажется злодеем, кому-то страдальцем. Ругивлад сопоставляется с каждым из персонажей, это проявляется как во внешнем, так и во внутреннем мире. Совершенная пародия на словена — его спутник, кот Баюн. Чувственная юная дочь Владуха — не чета углубленному в себя, холодному, излишне рассудительному герою. Достигший вершин бога Седовлас — это будущее Ругивлада, если бы он нашел Силу пройти по своему пути до конца.
«Дар Седовласа» — это любовный роман. Изначально я предполагал эпиграф:
«— Если человек хочет следовать богам, то его любовь должна быть такой же свободной, как у них, — а вовсе не как неодолимая сила, давящая и раздирающая нас. Но странно, чем сильнее она завладевает своими жертвами, чем слабее они перед нею, в полном рабстве своих чувств, тем выше превозносятся поэтами эти жалкие люди, готовые на любые унижения и низкие поступки, ложь, убийство, воровство, клятвопреступление…»
Отчасти согласившись с Иваном Ефремовым и его героиней — Таис Афинской, не хотел бы навязывать это мнение читателю и не стал предпосылать вывод своим размышлениям. Добравшись до последней главы, каждый сделает его по своему разумению. Вопреки действительности, на то он миф, я постарался привести героев к возможно более счастливому исходу. Миром движет мечта, мир храним надеждой!
Так было и так будет.
В заключение хотелось бы поблагодарить Владимира Егорова, который подсказал образ Радигоша, особая благодарность Ренату Мухамеджанову — первому редактору и читателю романа, а также соратникам по Кругу Языческой Традиции — волхвам: Огнеяру (Константину Бегтину), Велимиру (Николаю Сперанскому), Мезгирю (Алексею Потапову), Всеславу Святозару (Григорию Якутовскому), жрецу Перуна Младу (Сергею Игнатову) и Сергею Пивоварову (Святичу) за полезные обсуждения.
Литературно-художественная библиография по 2005 г
1.
2.
3.
