видно, купленную там же, на рынке…
Зато Маняша после того случая быстро расцветала. Теперь за ней закрепилась слава первой красавицы на деревне, как-никак хотели в жертву принести, да только принцы спасли. Кажется, ее даже пригласили на какой-то конкурс — то ли большеногих, то ли длиннобюстовых…
Дмитрий Колосов (Дж. Коуль)
ЧЕРВЯЧОК
Пещера была наполнена сумраком, сыростью и гнилостной вонью — именно так и должно пахнуть логово дракона. Рыцарь слез с коня и пристально всмотрелся в темноту, наполненную бесконечностью и безмолвием. И еще — опасностью, сочащейся из-под земли едва приметным дымком испарений. Чуя эту опасность, конь боязливо прядал ушами и пытался встать на дыбы. Крепкая, закованная в металл рука человека мешала ему сделать это.
— Тише, Гаместрион! Тише!
Жеребец покосился на человека лиловым глазом. Дурацкое имя Гаместрион ужасно раздражало его, конь предпочел бы зваться более коротко и со вкусом, ну, скажем, Король или Граф, но, увы, они говорили с хозяином на разных языках и не могли понять друг друга. Выражая свое недовольство, конь принялся бить копытом. Тяжелый доспех порядком мешал рыцарю, но он все же изловчился и накинул на передние ноги коня путы.
— Вот так-то лучше! Подождешь меня здесь. Лужайка в твоем полном распоряжении. Ну а если со мной что-то случится, думаю, у тебя хватит ума и изворотливости убраться отсюда.
Сняв притороченное к седлу копье, рыцарь воткнул его в землю и принялся отвязывать щит. Имевший форму усеченного сверху ромба, тот был разделен на четыре равные доли. На одной из них был изображен двуручный меч, увенчанный серебряной короной, — признак рода, на другой — тихая гладь озера, символизировавшая имя, на третьей красовалась роза — признание в любви прекрасной даме. Что изобразить на четвертой, рыцарь еще не придумал, и потому она была закрашена в черный цвет, что вовсе не символизировало смерть. Признаться, рыцарь был неисправимым оптимистом. Даже перед лицом такой страшной опасности, какой он подвергался сейчас.
Продев руку в кожаные ремни, рыцарь поднял щит, что далось ему не без труда. Расплющенная в четвертьдюймовый лист тяжесть придавала уверенности.
— Со мной ничего не случится, можешь не сомневаться. — Сообщив это коню, рыцарь выдернул из земли копье и полюбовался длинным, отливающим синевой наконечником. — Прочие просто были неудачниками. Подумаешь, дракон! Да я запросто снесу ему башку!
После подобного заявления бездействовать было просто неприлично. Одарив верного Гаместриона прощальным взором, рыцарь шагнул в черный зев пещеры.
Темнота. Бесконечная и пугающая. Впрочем, она оказалась не столь густой, как представлялась вначале. Очень скоро глаза рыцаря привыкли к ней, и он с радостью обнаружил, что может различить стены и уползающий в глубь горы ход.
— Эй, дракон!!! — что есть сил заорал рыцарь.
Крик, отраженный стенами, потряс темноту чудовищным гулом. Слегка ошеломленный, рыцарь помотал головой и поубавил силу голоса.
— Эй, дракон!
Звуки гулко покатились по каменистым карнизам, заставив человека поморщиться. Когда ж отголоски затихли вдали, рыцарь кашлянул и прошептал совсем тихо:
— Эй, дракон…
Затем он насторожил слух, ожидая, не донесется ли из темноты грозный рык. Но было тихо. Рыцарь презрительно усмехнулся:
— Трусливая тварь! Ничего, я заставлю тебя выползти из своего логова!
Тяжело переступая металлическими башмаками, рыцарь двинулся вперед — туда, где пряталось чудовище. Проход был на удивление узок — видно, дракон обладал чрезвычайно гибким телом — и извилист. Длинное копье то и дело цепляло за стены, и вскоре рыцарь был вынужден оставить его. В этом не было ничего ужасного, ведь у него остался добрый шестифутовый меч. Рыцарь освободил клинок из ножен.
— Дракон, где ты?! Выходи на бой!
Тяжелый доспех давил к земле, идти было нелегко. Очень скоро лицо рыцаря покрылось испариной, по спине побежали жаркие струйки пота, в башмаках противно захлюпало.
— Дракон! — позвал рыцарь. Но и этот призыв увяз в темноте, и нашему герою не оставалось ничего иного, как выругаться: — Грязная скотина!
Высказав свое мнение о драконе, рыцарь прислонил к стене щит. Против такого трусливого противника достаточно было и одного меча.
Он сделал еще около сотни, а может, чуть более шагов, когда лаз расширился. Рыцарь очутился в просторной пещере, освещенной пробивающимся
